Оповідання та нариси - Свидницький А. П.

потеряли платки с плече. И когда мужчины сходили в преисподняя, они, под предлогом поднять хустку, уклонились от шумной компании. Это, однако, не помешало им составить свой отдельный кружок в комнате, возле наливки и варенухи, и с завистью прислушиваться к взрывам хохота мужей. Как вот входит один из мужчин.

- Бабы,- начал он,- пожалуйте к нам на магарыч! У нас сватанье.

- Кого вздумали сватать? - спросили попадьи.- Дух святий з нами, чорта на Сидоровій козі?

- Я не шучу, пойдемте,- сказал вошедший.

- Пойдем посмотрим,- сказала хозяйка.

- Зачем мы были вам нужны? - спросила хозяйка.

Оказалось, что сватали Гавриила, или, как называл его отец, Гавруся, к новокрещенной Катрусе. Этот Гаврусь был шестилетний мальчик, бойко ездивший верхом на хворостине и часто получавший от отца побои за то, что, бросая камнями в воробьев, никогда не попадал в птицу, а всегда еврею в голову. Он был привезен на крестины и был посторонним наблюдателем всего происходившего. Благочинный, заметивши своего сынка верхом на собаке, сказал:

- Чем не молодец? Га? Хороший жених?

- Молодец-то молодец,- сказали ему,- а невеста чем не хороша? Как огурчик!

- То-то же! - заметил благочинный и обратился к хозяину: - Так будем сватами?

- То й будьмо,- сказал хозяин,- а старостів не вменшай боже, аж густо.

- По рукам,- сказал благочинный.

- И по чаркам,- сказал о. Герасим.

Ударили по рукам и взялись за рюмки.

- А свахи? А свахи? - спросил кто-то.

Тогда-то послали за женщинами. Но когда они пришли, то погреб оказался тесным, потому все гуртом отправились в комнаты кто с бутылкой, кто с двумя, а хозяин катил целый бочонок.

Так отбывались крестины в старину и праздновались не один день. Следующий за крестинами день назывался похрестини и проходил так же, как и первый. Затем иногда шел кутеж еще несколько дней, только уже в меньших размерах. Это как потому, что не каждая голова могла выдержать такую нагрузку, так и на основании, выраженном в поговорке: «Гість, на перший день, як золото, на другий, як срібло, на третій, як мідь - хоч додому їдь». Впрочем, так как здесь праздновали, кроме крестин, и сватанье, то все были рады шутке и кутили от воскресенья до пятницы. Хоть за два дня до наступавшего праздника надо было расстаться с гостеприимным хозяином, чтобы не трещала голова во время богослужения! Впрочем, доріженьку погладили и, пропевши «О всепетая мати», отправились по домам.

 

 

II
СВАТЫ

 

Прошло шестнадцать лет. В это время произошла большая перемена в обычаях, взглядах - во всем. Катруся уже почти презирала то, чем гордилась ее мать; зато Гаврусь презирал то, перед чем трепетал его отец. Где прежние действовали поклоном, выигрывали молчанием, там начинали прибегать к силе и к угрозам; где были только базилианские школы, 84 явились духовные училища и семинария в Каменце. Влияние поляков, однако, не было парализовано, хотя ограничивалось только действием на женский пол, отчего в семейном быте нашего духовенства произошел развал: дочери приняли польский язык, сыновья стали говорить по-русски, тогда как родители могли объясняться только на местном наречии, с примесью церковных слов и целых выражений.

- Столпотворение вавилонское,- твердил отец Катруси.

- Смещение языков,- подтверждал отец Гавруся.

- Светопреставление,- вздыхали попадьи.

- Jeszcze co! 85 - замечала про себя Катруся, которая не смела являться к гостям и слушала отзывы, смотря и в щелку из другой комнаты.

- Все вздор против вечности! - говаривал в подобных случаях Гаврусь, тогда уже кончивший курс семинарии.

В такую-то пору однажды отец Катруси ходил по току, громко читая молитвы и пересыпая их разными возгласами насчет разного домашнего скота. Вдруг залаяла собака, потом другая, наконец вся стая подняла гвалт. Катруся, вместе со служанкой стиравшая белье в кухне, бросилась к окну.

- Чужой человек,- сказала она.

Попадья, не оставляя стряпни, послала служанку проводить незнакомца.

Это был крестьянин с проседью, с красивым, умным лицом, одетый в новую свиту и подпоясанный турецким зеленым поясом.

- Дома батюшка? - спросил он служанку.

- Дома,- ответила она.

- Я с письмом,- сказал пришедший.

И в настоящее время письмо в деревне - точно комета в небе, все заговорят, а тогда было оно еще удивительнее. Катруся наскоро вытерла руки и вышла на крыльцо, где стоял пришедший; мать ее тоже вышла, оставив горшки в печке. Спрашивают, откуда, от кого? А служанка давно была послана сообщить панотцю о новости. Вот пришел и батюшка, держа в левой руке цветной платок, а в правой - щепотку табаку и между мизинцем и следующим пальцем - табакерку.

- Благословите, батюшка,- сказал крестьянин, низко кланяясь.

Батюшка понюхал табаку, щелкнул пальцами, вытер нос, переложил табакерку в левую руку и благословил.

- Что хорошего скажешь? - спросил батюшка.

- Я з листом до вашого благословенства,- ответил спрошенный, вынул из-за пазухи чистый утиральник и начал разматывать его. В другом конце было письмо с церковной ной печатью.

- Кто ты, дядьку, и от кого письмо? - спросил батюшка.

Из ответа оказалось, что прибывший был на днях избранный церковный староста того прихода, где священствовал отец Гавруся, от которого и был послан с письмом.

- Прочитаем, что пишут,- сказал батюшка, взявши письмо, и пошел в покои, а староста сел на крыльце.

Прошло не менее получаса, пока батюшка нашел очки с одним стеклом и разобрал письмо. Постоянно прояснявшаяся во время чтения физиономия свидетельствовала, что письмо было приятного содержания.

- Попаде! попаде! - позвал, наконец, батюшка, снимая очки и вкладывая их вместо футляра в требник.

- Сватают твою дочку,- сказал он вошедшей попадье.

- Она столько моя, сколько и твоя,- заметила попадья.

- Угадай, кто? - продолжал батюшка, не обращая внимания на замечание жены.

Цикавая (любопытная) Катруся, услышавши зов отца, бросилась из кухни и стала под дверью в ванькире прежде, нежели мать ее