Оповідання та нариси - Свидницький А. П.

«Может быть, души сестриной и нет между нами,- думал о. Герасим,- так будет хоть имя ее. Я все-таки буду иметь право думать, что покойница была у нас на родинах, на крестинах, и после, и после... А если она здесь, то не прогневается: ее желание исполнено».

Дом, в котором жил о. Герасим, был построен около половины прошлого столетия и был низкий, длинный, с высокой крышей и с піддашками. По обе стороны двери, ведшей в сени, он имел по два окна в четыре стекла и на причілках по одному такому же окну. На крыше белела плетеная труба. Справа, слева и на затылке были разные хозяйственные постройки. Множество следов разного скота доказывало, что владелец дома человек достаточный. То же доказывалось еще более целой стаей собак, которых было штук до четырнадцати. Значит, было что стеречь, если требовалось так много сторожей. Действительно, было что стеречь, потому что о. Герасим насчитывал пять предков, один по другом священствовавших в том же приходе. А так как по обычному праву у нас последнему дитяти остается дом и вся наличная движимость, то благодаря приплоду в последнем поколении было даже чем похвастать.

- Коли єсть, то шелесть! - воскликнул о. Герасим, спустя около четырех месяцев после рождения Катруси, и разослал гонцов в разные стороны просить знакомых священников и родных к себе на крестины. В назначенный день было зарезано несколько овец, гусей, уток, индюков, множество кур, заколот боров и оставлена дома телка: авось понадобится. Попадья пригласила для оказії умелых молодиц - и пошла стряпня в кухне и в саду. В саду? Но сад ли то, где ни одно дерево не сажено, а все взялись бог весть откуда? Никакого порядка, никакой симметрии; но сколько естественного разнообразия!

В этом-то несаженом саду был разложен костер, и в громадных двуушастых горшках готовили кушанья для простонародья. Среди общей суматохи расхаживал хозяин, заложивши руки в карманы нового подрясника. Задумавшись, он, несмотря на лай собак, не догадывался, что кто-то приехал. Но вот бежит оторопевшая служанка.

- Батюшка! Батюшка! - начала она издали, но кончила возле самого священника: - Благочинный приехали.

- Иду,- ответил о. Герасим и тотчас же отправился, приглаживая косы, бороду, поправляя подрясник и особенным образом откашливаясь.

Благочинный был прошен в кумы и охотно приехал: но, узнавши, что крестить будут девочку, стал отказываться от кумовства.

- Бог сотворил Адама, и Еву сотворил он же,- сказал хозяин, вообразивши, что благочинный отказывается, не желая быть крестным отцом девочки.

- Так,- сказал благочинный,- господь бог создал первых людей; но он же и сочетал их браком. У меня сын, у вас дочь; а что, если они полюбятся?

- А мы будем кумами? Гм,- призадумался хозяин,- кум не сват.

- То-то же,- сказал благочинный.- Итак, отложим попечение.

- Буди мне по глаголу твоему,- сказал о. Герасим. И обнялись и поцеловались.

Вошла хозяйка, одетая по-шляхетски и с повязанной платком головой. Поздоровалась с гостем, причем они поцеловали друг друга в плечо.

- От що, попаде! - сказал о. Герасим,- отец благочинный не согласны крестить у нас.

- Чем же мы согрешили, чем прогневили ваше превелебие? - сказала хозяйка гостю.

- Ха-ха-ха! - засмеялся благочинный,- ха-ха-ха! А зачем у вас дочь? Га? Зачем? А сын у меня зачем? Моему Гаврусю шесть лет; вашей Катрусе будет как раз шестнадцать, когда ему придется жениться; что же будет, если они захотят, чтобы мы были сватами? Га? Что?

- На все воля господня,- сказала хозяйка,- не смеем богу противиться, а вам возражать.

К тому времени кончилась обедня, и вошел священнодействовавший священник. Вскоре принесена была купель, и пришел дьячок с поддячим и с школярами. Так как еще кумовьев не было, то дьячок с своими начал петь разные песни, нагласники, наславники 83 и т. д.

Благочинный оперся плечами о стену и рассказывал разные небылицы, если рот не был занят и певчие молчали. Хозяин сидел перед столом, подливая дорогому гостю, а третий священник закусывал молча, только иногда усмехаясь. Не успели они и по третьей осушить, как начали собираться гости, и часа через два обе комнаты были битком набиты. Наконец, окрестили дитя, и началось угощение. Церковный староста и жена его на дворе потчевали и припрашивали и простои народ и нищих, а в комнатах ухаживали за гостями хозяин и хозяйка.

- На одной ноге только гуси стоят перед морозом,- приговаривал хозяин,- предлагая выпить по другой.

- Бог в троице пребывает,- приговаривала хозяйка, предлагая выпить по третьей.

Помянули и четырех евангелистов, и пять книг Моисеевых, и шесть будних дней, и седьмое воскресенье.

- Нет,- сказала хозяйка,- не воскресение на семь, а вот что. Премудрость созда себе дом и утверди столпов семь.

- Браво! Браво! - закричали гости и пристали к хозяйке, чтобы она показала пример.

Вместе с этим пели, шумели, рассказывали разные разности, и время незаметно шло и шло. Кто имел слабую голову и подался, тот отправился в клуню, где заблаговременно было постлано душ на сорок. Были, однако, и такие, которые и после сорока мучеников оставались как ни в чем не бывало. Тогда кто-то вскрикнул:

- За всех святых!

- О! - подхватил хозяин.- В самом деле?

Предложение было принято.

- Сейчас,- сказал о. Герасим и отправился к жене за ключами. Когда он воротился, то все, побравшись за руки, бросились из комнаты и журавлем пошли по двору, то есть вереницею, быстро кружась и крича «кур-кур». При этом захватывали всех попадавшихся гостей, без различия пола, и ключ таким образом увеличивался и увеличивался. Спавшие заслышали крик и выползли, кто из клуни, кто из соломы, кто из сена, и с тем же криком бросились к гурту. И пошел журавель на славу! Веселая эта забава, но требует здоровья, которым не обладают наши современники. Мы точно наседка, только что слезшая с гнезда; а предки были не то. Красные, как петухи, здоровые, как медведи, они в шестьдесят лет выкидывали такие штуки, на которые неспособны теперь и шестнадцатилетние юноши.

Пока журавель долетел до погреба, куда направился, то многие попадьи