Оповідання та нариси - Свидницький А. П.

Жили в одном селе два богатых шляхтича. У одного из них был единственный сын, у другого - единственная дочь. По давнему обычаю, впрочем и теперь не совсем вышедшему из употребления, родители заранее уговаривались соединить своих детей узами брака.

- Что ж, коханю! - говорил один,- мой сын богат и статок, твоя дочь будет панна хоть куда; чем они один другой не пара? Обвенчаем их и соединим в одних руках достатки нас обоих.

- Так, коханю, так,- говорил другой,- соединим достатки нас обоих. Только сами с чем останемся?

- Мы-то? Долго ли нам осталось жить на свете? Не сегодня-завтра, того и гляди, смерть подкосит.

- Так, коханю, так. Не сегодня-завтра смерть подкосит. Тогда для нас нужно будет четыре доски да три локтя земли.

Дети еще оба были несовершеннолетними, когда родители условились таким образом. И когда старые, называя друг друга сватом, пили за здоровье будущих новобрачных, наслаждаясь наливками и настойками, молодые наслаждались объятиями и поцелуями, прислушиваясь, как сердце млеет. Так прошел не один год. Богатство более и более увеличивалось, дети приближались к совершеннолетию, как старики к могиле; наконец и свадьба была сыграна.

- Ура! - кричал свекор.

- Ура! - кричал тесть.

- Ура! - подхватила вся честная компания.

Шесть лет спустя после свадьбы сидели сваты за рюмкою.

- Что с того, что наши дети побрались? - говорил свекор.- Думалось соединить достатки в одних руках, они и соединились; но что с того? Не поодиночке, а оба разом пойдут за ветром по смерти детей наших! Не дает им господь бог потомства, а нам внуков!

- Так, коханю, так! - говорил тесть.- Разом пойдут за ветром, потому что господь бог не дает потомства детям нашим, а нам внуков.

Молодые до этой поры успели побывать у всех известных знахарей, но напрасно опивались получаемою от них бурдою. На что Стельмашка в Лукашевке или Сёмашко 40 в Паланке, и те ничего не пособили. Обращались и к ворожкам, и к Ивасю-вещуну 41 - напрасно! И в Киеве она мощи колыхала, и чего не делала, кого не спрашивала! Однако детей нет как нет. Прошло еще несколько лет отчаяния. Старики тем временем раскутились с горя, и оба померли; молодые занимались хозяйством небрежно, только відпусти 42 смотрели, и богатство начало упадать. Тогда, наконец, бог послал им дочку, и не было конца радости. А так как это случилось после поклонения чудотворной иконе божией матери в -ском монастыре, то счастливые родители на радостях дали обет ежегодно ходить туда на відпуст до совершеннолетия дитяти. И аккуратно исполняли они данный обет. Дитя между тем росло, наливалось, как пшеничный колос; щечки алели, как дозревающая вишня. Друзья радовались, соседи завидовали, враги досадовали - особенно те, кто облизывался, ожидая наследства.

Уже шел дитяти пятый годок - разумеется, оно уже ходило и говорило,- когда набожные родители, по обету, приехали на відпуст, по-прежнему взявши и дитя с собою. На этот раз отправилась с ними и их тетушка, вышедшая замуж за одного эконома и потому изо всей силы корчившая барыню. Она уже имела в виду даже имение, которое рассчитывала купить на ожидаемое после племянников наследство. Понятно, что рождение у них дочери было для нее страшным ударом. Тем не менее она ласкалась к ним, ласкала дитя, возила ему гостинцы и теперь целую дорогу не спускала с рук.

- Какое хорошенькое! Какое умненькое дитятко! - приговаривала она, целуя.- Не такое, как мои балбесы. Посылает же бог людям счастье!

- А сколько я ждала, сколько молилась, прежде чем дождалась этого счастья! - сказала счастливая мать.

- Я бы согласилась еще столько молиться, еще столько ждать,- сказала тетушка,- только бы вымолить, выждать такого купидончика. Это будет красавица на весь свет! - воскликнула она. И опять поцелуи, и опять нежности.

От такой похвалы, от таких ласк у матери сердце таяло. И как искренно она благодарила пресвятую деву за ниспосланную милость, как усердно молилась, чтобы ее заступничеством дитя росло и цвело, как мак! Вот и исповедались родители, сами причастились и дитятко причастили, еще раз поклонились чудотворной иконе - и пора домой; оставалось раздать милостыню.

- Присмотрите, тети, за малюткою,- просит мать,- мы пойдем к жебракам.

- Довольно и того, что я нянчилась всю дорогу,- ответила тетушка,- баста! Смотрите сами. Впрочем, я буду наблюдать, если что не помешает. Во всяком случае слова не даю.

Изумленная мать поручила дитя наймиту, который в то же время должен был приготовлять лошадей, и отошла от повозки.

- Сиди же, мамочка, здесь,- сказала она дочери,- никуда не ходи; а мы с татком раздадим старцям милостыню и тотчас воротимся.

- Я буду сидеть здесь, на повозке,- ответило дитя,- и никуда не пойду.

- Куда ему ходить? - вмешался отец.- Оно и не слезет.

- И то правда,- сказала мать и, давши дочери вязанку бубликов, пошла с мужем исполнить последний долг: дать по шажку́ нищим. Обложенные торбами, они сидели двумя длинными рядами. Одни читали акафисты, другие пели псальми, играя на лире, третьи просто вымаливали подаяние. Но были между ними молчавшие. Это были страшно изуродованные калеки, с вывороченными ногами, выкрученными руками, с искривленными шеями, без щек, только зубы видно да язык, без глаз, без носа. Ужасное зрелище! Эти несчастные хотя и не все могли говорить, но все молчали. Их и без благаний наделяли - кто из жалости, кто из страха. Щедрые и нещедрые молодицы спешили дать и сдачи не просили, только бы скорее отвернуться.

«Боже наш милостивый! - думала наша шляхтянка,- зачем ты держишь этих несчастных на свете? Им ли самим в поругание, родителям ли в наказание, грешникам ли на страх? Как несчастны