Оповідання та нариси - Свидницький А. П.

Словно из-под земли выросли сотни евреев и уцепились к повозке и к лошадям, где только можно было. Кто не имел за что ухватиться, тот по крайней мере прислонил руку. Дальнейшие держали друг друга за полы и все кричали, что кому на язык наскочило: злодии! такый мы ни купець! такый мыни грек! и т. д.

В таком виде повозка тронулась вперед. Греки хотели сойти, но полицейские не позволили.

Есть анекдот, будто на одном из царских смотров в царствование императора Николая Павловича 52 отличился солдат, происходивший из цыган. Вызвали его из фронта, государь спросил: «Ты грамотен?»

- Грамотен, ваше величество.

- Из каких ты?

- Из полевых дворян,- ответил солдат, разумея цыган.

Из таких-то «полевых дворян» происходил и один из двух десятских, сидевших на повозке с греками. Он заподозрил действительность их греческой национальности, а, напротив, принял за своих единоплеменников и в начавшейся суматохе произнес как бы про себя: девелескеро чингерпен. 53 Услыхавши это, греки и не переглянулись между собою, даже глазом не мигнули, хотя и поняли слова десятского.

«Не наши»,- подумал десятский. Повозка между тем, подпираемая евреями, взбиралась все выше. Вместе с этим росла толпа евреев и увеличивался крик.

- Мы ездили на верблюдах,- начал один из греков, обращаясь к десятским,- ездили на лошадях и на мулах; увидим, как возят еще эти ослы. Как думаешь? - спросил он своего товарища.- Вывезут ли они нас?

- Я вполне уверен в этом,- ответил спрошенный.- А куда это они везут? - спросил он у десятских.

- В полицию,- ответили те.- Они обвиняют вас в покраже у них железного сундука с деньгами. Такого, значит, сорта объявление подали, и мы посланы городничим арестовать вас.

- Будьте же свидетелями, что мы не покушались бежать и на оскорбления евреев не отвечали ни одним словом,- сказал первый грек, исподтишка всунувши десятским по рублевой.

- Слушаем-с. А вот и полиция,- сказали десятские.

Весь полицейский двор был битком набит евреями обоих полов и разных возрастов. Кому не хватило места на земле, тот взобрался на плетень, и многие даже на крыши не только соседних домов, но и самой полиции. И все это орало: «Злодии! Вяжить их! Заковуйте! Разбойники! Зарезали, убили!»

- Дорогу! дорогу дайте! - закричал квартальный.

С трудом раздвинулась толпа, и греки въехали во двор.

- Пожалуйте сюда,- сказал им квартальный, указывая рукою на ход в полицию.

Греки пошли по указанию квартального, а за ними десятские и пожарные разом тащили чемоданы и сундук. Когда этот последний был поднят на повозке, один кто-то крикнул: «Злодии!» - И этот крик был подхвачен десятками, наконец обнял всю толпу, обратившись в индючье белькотанье, раздиравшее уши.

- Тише! - вскричал пристав, бывший в полиции. Военный скомандовал бы: «Молчать!» Но этот был не только штатский, но и попович, потому и думал унять толпу евреев тем же словом, каким в духовных училищах старшин в классе унимает шалящих детей. Не тут-то было. И квартальный загладил мягкость частного: он высунулся в окно, сказал русскую фразу, и все затихло. Тогда начался допрос.

- Кто вы? - спросил пристав у греков.

Вместо ответа они подали свои паспорты. Быть греком - значит иметь на своей стороне все неополяченное население нашего края. Одного слова грек достаточно для возбуждения какого-то особенно располагающего чувства, так же точно, как одного слова лях или католык достаточно, чтобы оттолкнуть от себя даже благодушных. Пристав был, как и все наши, а потому, прочитавши паспорты, еще более размяк.

- Знаете ли вы,- спросил он у греков, положивши паспорты на стол,- что без причины сюда не входят с таким триумфом?

- Знаем,- ответили греки,- только позвольте узнать: в чем нас обвиняют и кто именно?

- Сейчас узнаете,- ответил пристав и принялся читать поданное на них объявление. Оно было написано от имени евреев, шабашевавших вместе с греками, и говорило о том, что неизвестные два грека ночью с субботы на воскресенье украли у них железный сундук с деньгами, что эти воры вскоре должны прибыть в здешний город. Вместе с этим подробно описала наружность сундука и с такою же подробностью означена сумма денег в металле и в бумажках.

Во время чтения стояла такая тишина, что слышно было, как шелестит роскошная липа, покрывавшая ветвями своими все здание, занимаемое полициею. Только изредка евреи поцмакивали в одобрение составителю объявления.

Кончивши чтение, пристав спросил: «Что вы, господа греки, скажете против этого?»

В могиле не может быть тише того, как было здесь в промежуток времени от вопроса пристава до конца ответа греков.

- Да,- ответили они,- мы действительно украли сундук, и он здесь перед вами.

Когда греки произнесли роковое: «Да, мы украли сундук» - пристав вытаращил глаза от изумления, а евреи подняли страшный крик. Кричали целою массою оба пола и все возрасты. Одни произносили, слова, другие мычали, третьи белькотали, как индюки,- кто от удивления, кто от радости, кто из зависти, а большая часть из подражания другим. И до того нахлынули к окнам, что в полиции сделалось темно, хоть свечи подавай. В то же время сотни рук, по локоть пропущенных сквозь окна в комнату, показывали на греков.

- Уймите их,- обратился пристав к квартальному.

- Молчать? - вскрикнул этот. Но его не слушали.

- Прочь! - крикнул он еще, но когда и на это никто не обратил внимания, мигнул солдатам в кулаки.

Солдаты плюнули в кулаки: одни бросились к окнам, а другие вышли на двор - и началась потасовка. Толпа попятилась назад, налегла на забор, и он с треском упал на улицу и придавил как сидевших на нем, так и многих других. Крик затих, только ейкотали ушибленные. Тогда пристав снова обратился к грекам: «Так вы сознаетесь в краже этого сундука?»

- Сознаемся,- ответили они,- только прикажите позвать тех, кому он принадлежит.

- Иось! Лейба! Зейлык! - заорала толпа,