Рассказы из русского народного быта - Марко Вовчок

- Что, дружочек?

Удивилась очень барыня, и барин во все глаза глядит, а барышня опять:

- Что одни люди смеются, а другие в слезах.

Барыня с барином переглянулись, и оба на барышню посмотрели.

- Ну, скажи, мама,- заговорила барышня,- скажи мне, отчего это так на свете?

Вскочила она к барыне на колени, обнимает, и прижимается к ней, и в глаза ей глядит - ждет слова, от нее заветного, а барыня ей в ответ:

- Умные дети, мой дружочек, никогда не плачут.

- А бывает же скучно, мама, и умным, бывает чего-то больно будто и скучно…

А барыня:

- Умные дети, дружочек мой, всегда веселы.

- Ах, боже мой, какая ты, мама! Ну, глупые скучают, плачут - разве уж тебе их совсем и не жалко?

- Глупых детей наказывают, Зиночка,- отозвался барин, взявши себя за подбородок,- и они сейчас умнеют…

- Да Зиночка у нас умница,- говорит барыня,- она никогда у нас не скучает, никогда не плачет. Это какой-то мужичок иногда приходит, под окном у нее плачет, а Зиночка умница.

Поднялись и пошли себе. Выходя, говорит барыня Арине Ивановне:

- Вы напугали меня, Арина Ивановна, я думала бог знает что такое, а вышло пустяки такие, что даже и понять-то трудно…

- Да вы напрасно Игрушечку не изволили допытать…

- Полноте, Арина Ивановна, пусть себе болтают что хотят. Зиночка у нас умница! Зиночка умница! - к барышне опять обращается барыня…

А у хваленой умницы такие-то глазки печальные да тоскливые, что вот-вот слезы покатятся, и вздохнула она тяжело.

VII

Арина Ивановна все не спокойна была, и долго она меня после этого душила: скажи да скажи, о чем тогда говорила с барышней.

Барышня все больше ко мне привыкала. И то сказать, что мы ведь все вместе с нею были. Утром, бывало, проснется барышня, оденет ее Арина Ивановна и поведет к господам здороваться и я за ними следом иду. Господа за чаем сидят.

- А, Зиночка пришла! Ану, Зиночка, присядь! - говорит барыня.

А барин какое-то чудное слово, не русское, велит ей сказать. После того барышне чаю нальют, а мне окрайчик хлеба белого кинут, да и отпустят нас в детскую. Случится ли, что господа сами в детскую придут, то ненадолго. Сядут да и смотрят на барышню, любуются, усмехаются.

- Любишь меня, Зиночка? - спросит барыня.

- Люблю,- ответит барышня.

- А меня, Зиночка? - спросит барин.

- И тебя люблю.

- Смотри-ка, ротик у ней какой миленький! - поймает барыня за бородку барышню да и кажет барину.

- А глазки? - ответит барин.- А ручки-то? А ножки-то?

Обцелуют ручки, и ножки, и ротик, и глазки и уйдут себе.

Арина Ивановна день-деньской хозяйством занята, одни мы себе в детской играем. Барышня скоро от игрушек отстала - разве уж какую мудреную очень купят, что или звенит, или вертится,- разве такая ее забавит; станет она доходить, как это все сделано да сложено. Любила барышня больше размышлять, да говорить, да слушать. Бывало, подсядет ко мне:

- Игрушечка, скажи мне, как ты раньше жила?

Я ей рассказываю, что помню, а она сидит смирнехонько, тихохонько и, ушки навостривши, слушает, слушает. И об чем уж она ни расспрашивала: как землю копают, и как конопли растут, и как их берут, и как крыши кроют, и как холст ткут. Ну, я-то что сама слышала, что на мой глупый разумок детский взбредет, то и горожу ей, бывало. А она так все замечает; глаза у ней такие пристальные, внимательные, точно ей вот это все не нонче-завтра надо самой и уметь, и делать. И случалось, что так меня обнимет она крепко и говорит мне:

- Игрушечка! Я б сама не дошла, как все это делается. Кто ж у вас додумался, Игрушечка?

- Да я не знаю,- говорю ей,- кто додумался, а все у нас умеют.

- Может, твоя мама, Игрушечка?

- Может,- говорю.

Прелюбопытная, препытливая была барышня. Бывало, как на нее найдет, засыплет расспросами да вопросами: на что это? Как то? Почему так? Зачем этак? Ну, барыня была ленива, чтоб ей что толковать, сейчас на нее тоска нападала:

- На тебе конфетку, Зиночка, да иди себе играй, мой друг!

- Я не хочу твоей конфетки, а ты мне расскажи то и то! - говорит барышня.

Помню, один раз спрашивает она:

- Мама, отчего все птицы не говорят?

Барыня уж видит, к чему дело клонится, вздохнула тяжело.

- Вот,- говорит,- вот, Зиночка, ты уж опять пошла с расспросами!

- Да ты скажи, отчего все птицы не говорят?

- Не умеют.

- Отчего ж попугай умеет?

- Попугай ученый.

- Отчего других не учат?

- Ах, мой дружочек, кто ж их знает! Вот у мамы голова уж болит. В Москве, кажется, ученых птичек продают, поедем - я тебе куплю.

А сама к дверям норовит. Барышня за Москву ухватилась.

- Постой, мама! Где Москва?

- Далеко, мой друг, очень далеко - пусти меня…

- Какая это Москва? Расскажи.

- Большой город; много игрушек, много конфет продают для умных деточек.

- А еще что?

- Улицы большие, дома,- пусти, дружочек!

- А кто Москву построил?

- Не знаю, мой ангел, ей-богу, не знаю. Да тебе-то начто, кто б там ее ни построил?

Барышня все за полу держит, задумалась и вздохнула.

- Ах, мама,- говорит,- отчего это ты все не знаешь да не знаешь!

А барыня ей:

- Одному богу известно, в кого ты любопытная такая!

- Мама, где бог?

- Ах, дружочек! - ответила барыня в тоске великой.- Да на небесах, а то где ж!

- А как у бога на небесах?

А барыня проворненько юрк за двери.

- Арина Ивановна! - кличет.- Идите, займите чем-нибудь Зиночку.

Барышня и на глаза Арину Ивановну не пустила. Зашла себе в