Молодість Мазепи - Старицький Михайло

Молодой шляхтич, спасенный от такой ужасной смерти Сычом, привлек к себе сразу симпатию его одинокого сердца; после же встречи с ним в Субботове симпатия эта укрепилась еще больше в сердце Богуна.

— Жаль, Петре, казака, жаль! — заговорил он, когда Дорошенко поверил ему свои опасения. — Голова разумная, сердце горячее, мог бы быть дорогим сыном неньке, а если он уже не едет и "звисткы" никакой не шлет, так значит случилось несчастье. Надо спасать его.

— Да как? Ведь если он не едет, так значит, Бруховецкий ,схватил его, а если это так, то ведь ни десятком, ни сотней казаков его не добудешь, а "вкыдатыся" нам заранее со всем своим войском до прибытия орды тоже нельзя.

— Гм... оно так, — произнес Богун задумчиво, накручивая на палец свой длинный ус, — одначе могло ведь с ним и в дороге что-либо случиться... так вот что, — поднял он голову, — пусти ты меня, Петре, может я со своими орлятами разыщу , его.

— Когда бы было другое время, кто бы задумывался о том, Иване, а теперь разве не знаешь, что на весах лежит?

Дорошенко замолчал, молчал и Богун, понимая всю важность момента.

— А вот что, Иване, — произнес Дорошенко, — пойдем-ка, "порадымся" еще с владыкой.

Они застали митрополита Тукальского за рассматриванием какой-то рукописи.

Он выслушал внимательно Дорошенко и лицо его омрачилось.

— Так, — заговорил он, поглаживая свою седую бороду, — уже больше месяца прошло с тех пор, как ротмистр в отлучке, видимо, что его схватил со всеми людьми Бруховецкий... Могли бы случиться с ними, конечно, и какие другие "прыгоды", чего в пути не бывает, но тогда бы спасся хоть кто-нибудь из его казаков, да и сам Мазепа человек осторожный:на опасность не нарвется, а татар ему опасаться нечего. Да если бы Бруховецкий и отпустил его с миром, то не получая от нас до сих пор известий, он сам бы прислал к нам, да ведь и полковник Самойлович известил бы нас о случившемся. Значит, бесспорно, его схватил Бруховецкий, а поелику он схватил его, то видимо не верит нам и не хочет соединиться. А если оно так, то нам нельзя ни в каком случае "вкыдатыся" до прибытия орды с войсками на правый берег, дабы не разбудить бдительности его "до часу".

И Дорошенко, и Богун молчали, не имея что возразить.

— Так что же, так и пропадать казаку, владыка? — спросил после продолжительной паузы Богун. Владыко вздохнул.

— Един за мнози... Будем надеяться на Божье милосердие. Милость Его спасает и во рву со львами, и в пещи огненной оставляет в живых... Все замолчали.

XLIX

Между тем Марианна поджидала в своем замке Мазепу, Андрей ревниво следил за нею, но девушка была все время замкнута, молчалива и избегала с ним всякого разговора.

Так прошло четыре дня, минул пятый и шестой, а Мазепы все еще не было. На восьмой день беспокойство начало уже закрадываться в сердце девушки. Она принималась высчитывать по несколько раз, когда мог уже вернуться Мазепа. И хотя, конечно, его мог задержать для ответа и сам Бруховецкий и всякие другие непредвиденные обстоятельства, но сердце подсказывало ей, что это замедление не предвещает ничего хорошего.

Уж не схватил ли его Бруховецкий? Приходила ей не раз в голову страшная мысль, но убежденная словами Мазепы в бесспорном успехе его поездки к Бруховецкому, она тут же отбрасывала ее. Так что же могло тогда с ним случиться? Какое-нибудь нападение ночной шайки, грабеж, убийство? О, разве мало теперь рыскает по большим дорогам этих "свавильных куп".

Как ни старалась Марианна сдержать свое беспокойство и доказывать себе, что в таком предприятии нельзя никогда определить точно срок возвращения, но каждый раз ей вспоминались слова Мазепы, что он должен спешить, как только можно скооее к Дорошенко, — и тревога овладевала ею все больше и больше.

Минул и девятый день, наступил десятый, — Мазепы все не было. Уже и полковник повторял несколько раз, покачивая многозначительно головой:

— Гм.. что-то не видно нашего ротмистра.

Один только Андрей оставался все время в самом прекрасном расположении духа, и каждый раз на такое замечание полковника отвечал одной и той же успокоительной фразой:

— Да видно проехал прямо к Дорошенко, и то сказать, надо ведь было уже спешить.

Отсутствие Мазепы он объяснил себе той запиской, которую он передал ему, и это последнее обстоятельство примирило его с Мазепой; в душе он чувствовал даже некоторое угрызение совести за то, что мог заподозрить его в желании увлечь Марианну. Теперь же все будет хорошо, — думал он, — Мазепа, очевидно, уже скачет по дороге к Чигирину; Марианна скоро забудет его. Что ни говори, — а лыцарь он славный! Но даст Бог, и он, Андрей, отблагодарит его когда-нибудь за этот честный "кавалерськый вчынок".

Наступил уже одиннадцатый день после отъезда Мазепы.

Марианна, полковник и Андрей сидели за вечерей. В комнате царило мрачное и угрюмое молчание. Говорили мало. Тревога охватила уже не только Марианну, но и старого полковника. Только Андрей, возвратившийся из недолгой отлучки, был в особенно хорошем расположении духа.

От встретившихся знакомых гадячан ему удалось узнать, что в Гадяче за это время не случилось ничего особенного, и слуги гетманские никого не схватили. Это окончательно убедило его в том, что Мазепа проехал себе спокойно в Чигирин, и привело в такое отменное настроение.

Необычайное оживление Андрея обратило наконец на себя внимание Марианны; ей вспомнилось вдруг неприязненное холодное отношение Андрея к Мазепе, его ревнивая подозрительность, его необычно веселое настроение, непонятная отлучка, — и в голове ее зародилась подозрительная мысль.

Ужин окончился в суровом молчании; полковник пожелал всем доброй ночи и вышел. В светлице остались только Марианна и Андрей.

Иззябший, продрогший, он пересел к очагу и молча начал греть свои руки. Марианна так же молча следила за ним.

На дворе выл дикий, осенний ветер; в окна глядела черная, непроглядная ночь.

— Андрей, — произнесла Марианна, подходя к казаку. — Не знаешь ли ты, что случилось с Мазепой?

Андрей поднял голову.

— Я? — произнес он с изумлением. — Да если я знал, разве я не сказал тебе до сих пор об этом?

— Ты должен знать, — повторила Марианна настойчивым и холодным тоном, устремляя на Андрея пристальный взгляд.

Вся кровь ударила в лицо Андрея, ему показалось, что Марианна узнала о его смелом поступке, он хотел уже чистосердечно сознаться ей во всем, но тут взгляд его встретился со взглядом девушки; она смотрела на него холодно и выразительно и в этом стальном леденящем взгляде Андрей прочел вдруг ее недосказанную мысль.

— Марианна! — вскрикнул он, подымаясь с места. — Ты, ты.. могла это подумать... про меня? Да если бы я был лесным разбойником, а не честным казаком, и тогда бы я не отважился на такое дело!

Искренний, возмущенный возглас казака проник в сердце Марианны; ей сделалось стыдно, что она обидела его так незаслуженно.

— Прости меня, Андрей, — произнесла она мягким тоном, опуская свою руку на его руку, — я обидела тебя... тревога-сомненье... Прости за глупое, нерассудливое слово...

— Марианна! — произнес с глубоким волнением казак, сжимая ее руку в своей, голос его осекся. — Но отчего ты так тревожишься, — произнес он через минуту, овладевая своим волнением, — быть может, он спешил, не имел часу и проехал прямо в Чигирин.

— Да, так могло быть, но он дал слово в таком случае прислать кого-нибудь из своих людей, а гонца нет.

Слова Марианны напомнили Андрею, что Мазепа действительно давал такое обещание, это заставило его призадуматься. "Гм... в таком случае дело действительно не ладно, уж не погиб ли казак? — подумал он и тут же почувствовал угрызение совести, — вот человек может уже и с жизнью прощался, а он-то что думал на него.

— Я поеду завтра в Гадяч искать его, — произнесла Марианна.

Андрей встрепенулся.

— Ты, Марианна? В Гадяч? Да разве ты не знаешь, что если гетман Бруховецкий...

— Знаю, — перебила его Марианна.

— Послать кого-нибудь... узнать... разведать...

— Посылать теперь уже поздно, каждый день может стоить жизни, — возразила девушка.

В комнате водворилось молчание.

— Марианна, — произнес слегка дрогнувшим голосом Андрей, — скажи мне, почему тебя так тревожит судьба его?

— Он спас мне жизнь... он нужен для отчизны.

— И больше ничто, ничто, Марианна?

Девушка молчала. Андрей взял ее за руку.

— Марианна, — произнес он с волнением, — ведь ты знаешь… потерять тебя...

Марианна молча высвободила свою руку.

— Я должна спасти его... если бы это даже стоило мне жизни, — произнесла она тихо, но твердо.

В комнате водворилось молчание.

Несколько минут Андрей пристально глядел на девушку, не произнося ни слова.

Слышно было, как скрипели за окном гигантские сосны.

— Да, Марианна, ты права, — заговорил он наконец, — мы должны спасти его во что бы то ни стало, — он спас нам тебя, и что бы там ни случилось после, а мой гонор казачий велит мне спасти его. Если ты решилась уже уехать, Марианна, я еду с тобой и не отступлю от тебя ни на шаг!

Когда полковник узнал о решении Марианны, он сначала воспротивился ему. Да он сам думал послать отряд и попробовать вырвать Мазепу из когтей Бруховецкого, наконец он поедет сам в Гадяч, но она, Марианна, не должна туда ехать. Но когда старик выслушал все доводы и резоны Марианны, он должен был согласиться с нею, взявши с нее предварительно слово в том, что она не станет без толку рисковать собой.

На другой день полковник отобрал из своей компании двадцать самых сильных и отважных казаков, и Марианна с Андреем выехали из замка во главе своего маленького отряда.

Вечерело. На большой переяславской дороге подвигались не спеша к Гадячу два паломника. Один из них был уже почтенных лет монах, другой еще молодой послушник с бледным, красивым и строгим лицом. Видно, он был еще очень молод, так как на лице его не видно было никаких признаков растительности. Длинные черные одежды монахов были подтыканы и подтянуты ременными поясами, из-под них выглядывали огромные, порыжевшие и запыленные чоботищи. Одежды обоих путников были в пыли и в грязи, за плечами их висели котомки, а в руках были толстые, суковатые палки. По всему видно было, что они шли издалека. Иноки шагали . сосредоточенно и молчаливо.

Чем больше приближались они к Гадячу, тем чаще обгоняли их всадники, обозы и телеги, спешившие к городу.