Рассказы из русского народного быта - Марко Вовчок

Да вдруг как вскрикнет не своим голосом, мы чуть сундук не упустили - оглянемся, она бледная как смерть, вся дрожит.

- Что такое? Что такое?

Никак от нее не добьемся и от дверей ее оттащить не можем.

- Поймала меня, не пускает, поймала! - шепчет Арина Ивановна и в ужасе великом крестится рукой дрожащей.

А то она сама свое платье дверью прихлопнула, да примстись ей, что ее покойница поймала. Ну, огляделись, успокоились, посмеялись. Усмехнулась и сама Арина Ивановна, да не душевно она усмехнулась, и видели мы, что все она крестится и молитвы шепчет, и вздрагивает, и озирается.

Вечером сидим мы, девушки, за работою в девичьей, а колокольчик динь-динь беспрестанно: все кличет Арина Ивановна то за тем, то за другим. То спросит, не идет ли дождь, то воды велит подать, то кошку ей принесть.

- Что это Арина Ивановна сегодня развозилась? - говорим меж собой.

На другой вечер опять поминутно кличет. Две свечи горят у ней в горнице - когда это видано? Вздумала нитки мотать и меня держать моток позвала. Я стою да со скуки гляжу ей в лицо: какое мрачное у ней лицо-то! - думаю.

И все она к чему-то прислушивается, все ее словно дрожь пронимает и то и дело со свечей снимает.

- Тускло как горят, слепые свечи! - все приговаривает.

А свечи были как свечи и горели ярко.

- Игрушечка! - говорит она мне и усмехается, да так усмехается, что мне чего-то ее жалко стало, сама не знаю чего, а стало ее жалко.- Игрушечка, расскажи ты мне сказочку какую-нибудь!

- Я не знаю, не умею,- ответила я ей.

Она замолчала и опять мотает. Много мотков в тот вечер она перемотала. Пробил первый час.

- Поздно! - говорит.- Как скоро эти часы бегут: не успеешь оглянуться, уж и ночь. Ну, Игрушечка, ступай себе. Да постой! Что, ты все еще боишься в чуланчике спать?

- Нет,- говорю,- привыкла.

- А то приди-ка ты ко мне ночевать. И тебе б веселей, да и мне прислужишь случится; вот вчера кликала-кликала воды подать, никого не добудилась. А у меня сегодня что-то голова болит.

Принесла я свою постелю в ее комнату, жду, что она ляжет, что свечи погасит. Она легла, а свеч не погасила.

- Не надо,- говорит,- пусть их горят. У меня что-то голова болит - не спится.

А сама все бледней да бледней, все вздрагивает да крестится, и на меня такой страх навела,- боюсь, хоть сама не знаю чего. И до света мы с нею глаз не сомкнули.

На другой день все на Арину Ивановну люди поглядывают, перешептываются, дивятся; она заметила. Вечером опять прихожу.

- Иди себе,- говорит,- сегодня мне получшало.

Я и пошла в свой чуланчик. Только я глаза свела - так страшно кто-то закричал, что я опрометью бросилась в девичью, а оттуда мне навстречу уж бегут, свечи зажигают, суетятся, все перепуганы.

Случилось что-то с Ариной Ивановной. Вбежали к ней - она вниз лицом на своей кровати лежит, как мертвая. Мы ее подняли, воды дали напиться; пришла она немного в себя.

- Садитесь,- сажает нас на свою кровать.

Мы только смотрим друг на дружку, дивно да чудно нам, а Арина Ивановна то к тому, то к другому прижимается, как малое дитя.

- Не уйдите вы от меня, не уйдите! - просит.- Не покиньте!

И господа услыхали, потревожились, звонят в колокольчик: что такое? кто кричал?

- Арине Ивановне что-то приснилось, Арина Ивановна кричала.

- Да что ж ей приснилось?

Тогда и говорят, что, верно, ей покойница Матильда Яковлевна привиделась.

- Какие пустяки! - вскрикнули господа.- Вот выдумки несообразные!

А у себя, приказали сейчас же лампаду зажечь.

С тех пор, как вечер, так Арина Ивановна и скликает нас, и рассаживает вокруг себя. Днем еще ничего, и по хозяйству похлопочет, а как вечер - беда. И плачет, и дрожит. Ночью у ней свечи не угасают, и девушки очередуются, не спят при ней. То белое в окне мелькает, то чья-то ей походка слышится, то дунет кто-то ей в лице холодом, то чудится, что-то в уголку шевелится, то за собой смех слышит. Стал слух носиться между людьми, что покойница к Арине Ивановне по ночам ходит и мучит ее за то, что смерти ее радовалась; много было об этом толков, много домеков,- да ведь всего-то не переслушаешь, что люди говорят,- только что на всех страх нашел; сами господа хоть днем и посмеивались и бодрились, а к вечеру начинали прислушиваться да оглядываться. Двери в той горнице, где Матильда Яковлевна жила, забили наглухо и каждую субботу покойницу в церкви поминали.

Понемногу стали успокоиваться - не находила покою одна Арина Ивановна до самой смерти. В страхе да в тоске она скоро и зачахла. Перед смертью у всех у нас прощения просила и с рыданьем говорила:

- Помолите вы за меня бога! Помолите!

Священник, что ее исповедывал, тихий старичок такой, вышел от нее сам не свой и все крестился шел.

Какое у ней было добро, какое имущество, Арина Ивановна на церкву да на нищих завещала.

XIV

После Арины Ивановны нам было вольнее: и на крылечке постоишь, и сад оббежишь - не боишься. Барыня за нами не следила, лишь бы ей все было готово, подано, а то что себе хочешь делай, где угодно будь. Кроме того, еще господа в последнее время в большой тревоге были и печали: совсем денег не стало. Пшеницу они еще на корню продали, и хватило им не надолго: отпраздновали барынины именины, а на свои барин больным сказался, не было ни обеду, ни пиру; и ставни велели затворить, чтоб видел, кто приедет, что так-то уж хворы, что и свету божьего глаза не сносят. Все барин письма пишет, а барыня через его плечо читает да вздыхает: ответные, верно, не хороши, не веселы шлют: как ни получат - призадумаются, совсем примолкнут.

Ходила я раз по саду под