Оповідання та нариси - Свидницький А. П.

Недовольны были и все остальные. Батюшка знал это по пасмурным лицам, по доносам, однако не обращал никакого внимания. И в церковном доме, вместо церковных песен, как бывало прежде, раздавались выстрелы, и охотничьи рога и собачий визг нередко заглушали церковное пение во время богослужения. Прихожане пожимали плечами и крестились от удивления, а нешеретована шляхта, или так называемые лушпайкы, не могли достаточно нахвалиться ксендзом.

- Oto ksiądż!.. A strzela! Oj-oj-oj! 91 - восклицали эти и окружали его десятками.

Среди этой галайстры Марчинский (он был вдов) забыл и единственного сына своего. Несчастный мальчик слонялся по крестьянским хатам - где поест, где переночует; а отец по целым месяцам не наведывается домой - все на охоте да на охоте. Возненавидели прихожане такого священника и из ненависти, а сверх того, подстрекаемые Мошком, начали красть у него, что только попадало под руки. Ценное пропивали у Мошка или же продавали за бесценок, а что не имело цены, то бросали в пруд. Остап Гуляй украл однажды дырявый рог, подаренный Марчинскому на память, и для большей неприятности налил в него сала и бросил первой попавшейся на улице собаке. Вскоре возле нее образовалась целая стая и поднялся такой гвалт, что сам Марчинский вышел посмотреть. Он думал, нет ли там и его собаки, но вместо своей увидел чужую - с рогом в зубах. Скорчившись, поджавши хвост, она мчалась во всю прыть, а за ней не менее десятка других.

- Łapaj! 92 - крикнул взбешенный панотец и разослал всех своих крестьян отыскивать рог.

- Дам две заячьих шкуры, кто доставит его,- обещал он,- свой ли то будет или чужой.

«Давай і три, то чорт його бери»,- думали те и другие. И рог пропал; панотец был страшно огорчен, а крестьяне хохотали.

Вследствие таких обстоятельств, Мошко из года в год богател, а Марчинский, напротив, беднел. Оставленное без всякого надзора и взваленное на стариков и женщин хлебопашество перестало наконец не только давать доход, но и достаточное прокормление.

- Psia mu mać z jego miastern,- сердился Марчинский,- jest co kupić, niema za со! 93

- А я на вашем месте,- сказал один из дармоедов,- выжал бы золото из вашей земли.

- Если бы хлопы хорошо обрабатывали ее и потом посеянного не выпасали,- заметил Марчинский.

- Разве нельзя приучить их к одному и отучить от другого? - сказал первый.

- Я думаю, что нельзя.

Слово за слово,- дошло до того, что они побились об заклад. Марчинский рисковал любимой собакой, а его нахлебник, не имея даже кота, обязался поцеловать любого хлопа в руку.

- Згода,- сказал Марчинский, и его противник по закладу был объявлен приказчиком.

«На панську ногу стає,- подумали крестьяне,- та не бути тобі паном, як нам попами».

- Я вас вышколю,- хвастал приказчик,- по сту шкур буду драть! Я вам не батюшка!..

Это случилось весною. Старые порядки между тем продолжались. Марчинский охотился, крестьяне пасли, Мошко подстрекал, оттого приказчик начал сечь за спаш, не различая правого от виновного, лишь бы поймал на поле. Помня обращение покойника, крестьяне к ненависти присоединили месть, и если не было скота под рукою, чтобы загнать в пашню, то сами качались по ней. Мошко весело щелкал пальцами, уже отпасши брюшко, Хана чмокала губами от благоговения к мужу, Марчинский подшучивал над приказчиком: «Поцелуешь, пан, хлопа в руку».

Видит приказчик, что дело плохо,- что вся ярина измята, истоптана, съедена, как и озимь, а на крестьянских нивах та и другая, как Дунай, и придумал обменять поповский ланок на крестьянские вины.

- Как же это? - возражали крестьяне,- нехай би вже по жнивах, а то тепер.

- Это вам в наказание,- объяснил приказчик,- будете знать, что такое спаш.

Почесали крестьяне потилиці. «Погоди же,- думают,- не буде нам, не буде й тобі».

Был очень урожайный год. На панских полях и у панских крестьян колы стояли так часто, что между ними с трудом можно было возом поворотить, а на церковной земле, будто на другой почве, сбор хлеба оказался вдвое хуже. Но этого мало. Каждую ночь несколько коп как будто сквозь землю проваливалось. Приказчик замечал это, знал, что это проделка крестьян, но ничего не мог сделать.

- Поцелуешь, пан, хлопа в руку,- подтрунивал Марчинский, нисколько не смущаясь, что, быть может, хлеба не хватит до нового сбора.

Не так смотрел на дело Мошко. Ему также было известно, что копы пропадают, но где они деваются? И почему крестьяне не ему доставляют краденое? «Нет,- решил Мошко,- я был бы олухом, если бы не сумел приобресть несколько коп. Будь я гой, а не Мошко, если упущу этот случай!» Поклявшись таким образом, он начал придумывать, к кому бы из крестьян обратиться с предложением и, зная характер каждого из них, не долго затруднялся этим. Выбор пал на Остапа Гуляя. Обиженный назначением сына в псарники, он более других ненавидел Марчинского и готов был на всякие пакости, только бы отомстить за оскорбление. И до этого времени он усерднее прочих поставлял арендарю разные разности из имущества панотца, так почему же теперь не согласится? Притом же и обратиться к нему был отличный предлог. Известно, что и в настоящее время евреи, живущие по селам, несмотря на запрещение, скупают или выменивают на водку все, что могут - птиц, яйца, зерно, краденые вещи и т. д., а прежде эта мнимая торговля достигала громадных размеров. У Гуляя между тем недавно волки вола разорвали, отчего один остался без пары. Не продаст ли он этого вола? Не имея пары, он в хозяйстве лишний. Мошко, впрочем, почти был уверен, что не купит вола, но это пустяки - ему нужен предлог для свидания с Гуляем, а совсем не его вол. И лучше представлявшегося даже выдумать было нельзя. А времени терять было тоже нельзя. Хлеб могли свезти на гумно или разокрасть до остатка. Вот Мошко и отправился к Гуляю. Остап как раз в ту пору советовался с женою, не