Дінка - Осєєва Валентина
Потом снова с жаркой мольбой стиснула на груди руки: – Хохолок!.. Знаешь что, Хохолок! Тогда просто скажи своему отцу и своей матери и даже в реальном, что зацвели самые первые мохнатенькие фиолетовые цветы!
– Эти цветы называются "сон", – растроганно сказал Андрейка. – И мы поедем за ними завтра же! Только я никому ничего не скажу, там ведь взрослые люди, они этого не понимают. Мы поедем, и все! – решительно добавил он.
– Конечно. Поедем, и все! Что нам? Сядем да поедем! Где ты скажешь, там мы и вылезем. Может быть, на пруду, а может, на той самой полянке...
Динка шла и болтала. Счастливая его обещанием, она сразу стала такая кроткая и послушная, что Хохолок с удивлением поглядывал на нее сбоку и думал:
"Нескучная девчонка... То такая, то сякая... Поеду уж... Повезу ее..."
И, морща лоб, он заранее придумывал, как оправдает свой пропуск в училище, ведь еще ни разу в жизни без уважительной причины он не пропустил ни одного дня...
Отец Андрея был рабочим в Арсенале. Этот суровый, замкнутый человек редко находил для сына ласковые слова, но зато строго взыскивал с него за малейшую провинность.
– Ты для меня только тогда сын, когда я вижу в тебе честного человека, рабочего.
Андрейка боялся отца, уважал его, но больше любил мать, слабую, болезненную женщину, баловавшую сына потихоньку от отца. У Андрея не было ни сестер, ни братьев, поэтому чужая девочка, так смешно и ласково называвшая его Хохолком, интересовала и располагала его к себе.
"Поеду уж... Будь что будет!" – думал он, слушая ее счастливую болтовню.
Глава 13
В гости к цветам
Утром дул прохладный ветерок. Динка выскочила из дома в одном форменном платьице. За воротами она вытащила из ранца свежий белый передник и, тщательно расправив на плечах крылышки, появилась перед Андрейкой.
– Зачем ты белый передник надела? – удивился мальчик, торопясь к остановке трамвая.
– Ничего. Пускай... – неопределенно махнув рукой, ответила Динка и, пригладив растрепавшиеся волосы, улыбнулась: – Ведь мы же в гости едем...
Чисто вымытое лицо ее лоснилось и блестело, как будто она яростно терла его мочалкой, и даже глаза казались промытыми горячей водой с мылом – такие чистые, синие, счастливые глаза были у Динки, что Андрей не хотел даже думать, что его ожидает за эту самовольную поездку.
В трамвае, пока проезжали по городским улицам, оба чувствовали себя неспокойно. На остановках все время вскакивали учащиеся, и гимназистки удивленно поглядывали на маленькую ученицу в пышном белом фартуке. Куда это она так разоделась? Экзаменов у нее нет, отпускать на лето малышей еще рано... Андрей тоже с опаской поглядывал на дверь. Усевшись с Динкой около окна, он шепотом сообщал ей название улиц, по которым они проезжали. А когда трамвай выбрался за город и покатил по лесной дороге, Динка забыла все свои страхи и прильнула к окну.
– Смотри, смотри, – говорила она, боясь показывать пальцем, – вот уже лес! А вот и солнечные зайчики! Вон прыгают по земле, под елкой! Сейчас солнышко поднимется, и станет совсем тепло! Вот уже поднимается! Посмотри, какое горячее стекло стало. Потрогай!
Хохолок потрогал стекло, оно было совсем не горячее. Динке хотелось тепла, нос у нее покраснел и щеки покрылись мурашками. Забеспокоившись, она шепотом попросила:
– Дай мне носовой платочек.
Андрейка ощупал карманы.
– Где-то мать клала... – сказал он.
– Надо самому о себе заботиться. Как вот я теперь буду? – заворчала было Динка, но чистый, сложенный вчетверо платок неожиданно нашелся.
– Бери насовсем, – великодушно сказал Андрейка.
Но Динка вытерла нос и сунула ему платок обратно.
– Потом опять дашь, если надо будет, – рассеянно сказала она, снова прилипая к окошку.
Весеннее солнце понемногу начинало согревать землю. Дорога сворачивала то вправо, то влево. В глубине распушившегося зелеными почками леса празднично белели нарядные березки с молодыми, только что вылупившимися листочками, кое-где виднелись редкие, заколоченные на зиму дачи.
– Скучают... – с сочувствием говорила Динка. – А скоро, скоро сюда уже приедут люди, залают собаки, замяукают кошки... И начнется хорошая-хорошая жизнь! С собаками, с кошками, с птичками и в самом лесу! – весело говорила Динка.
Солнце поднялось выше, оконное стекло действительно потеплело, трамвай остановился на конечной остановке.
– Пошли! – бодро сказал Андрейка и, соскочив со ступенек, быстро зашагал лесной просекой.
Динка, уцепившись за карман его курточки и не попадая с ним в ногу, побежала рядом.
– Мы идем прямо туда, к нашей полянке? – озабоченно спросила она.
– Ну конечно! К пруду, к поляне. Тут недалеко! – "А вдруг все цветы кто-нибудь оборвал? Что я ей тогда скажу? Еще заплачет", – тревожно думал Андрей и, не считаясь с мелкими шажками своей спутницы, почти бежал вперед.
И вдруг Динка вскрикнула:
– Вот она! Вот она!
Из-за деревьев как-то неожиданно вдруг выступила лесная поляна, сплошь покрытая мохнатыми фиолетовыми цветами. Их было так много, что в глазах Динки и небо и земля – все слилось в одно теплое фиолетовое, полыхающее от ветерка пламя... За поляной ярко зеленела покрытая ряской вода, у берегов шелестели сухие прошлогодние камыши с коричневыми набалдашниками.
Динка бросилась к цветам, раскинула руки:
– Здравствуйте, здравствуйте! Мохнатенькие, пушистые! Мы к вам в гости приехали!
Динка присаживалась на корточки, зарывалась лицом в цветы, смеялась и что-то приговаривала. Белый передник ее покрылся зелеными и желтыми полосами, в башмаки набилась сырая земля. Динка сбросила их и в одних чулках бегала по берегу пруда, рвала охапками цветы...
Андрей, присев на пенек, молча, с любопытством наблюдал за своей подружкой. Он был доволен, что цветы оказались на месте и что он ничего не преувеличил, когда обещал ей фиолетовую поляну. Все это было хорошо, если б не тайная тревога, что завтра в училище классный надзиратель потребует у него записку, почему он не был на уроках, что узнает отец. Андрейка вынул перочинный ножичек, выстрогал себе палочку, срезал камыш. Среди фиолетовых головок цветов неутомимо мелькали белые крылышки передника...
Андрей вдруг подумал, что этот день в его жизни совсем не будний, а праздничный, и если б ему снова пришлось решать вопрос – ехать или не ехать на эту поляну, он даже не стал бы раздумывать!
Набегавшись, Динка вытащила из своего ранца два ломтя хлеба, намазанного сладким хреном; Андрей взял из дому бутерброды с колбасой... Поделившись поровну, они оставили крошки для птиц, с трудом нашли Динкины башмаки, кое-как напялили их на мокрые чулки и с огромными охапками цветов медленно побрели к остановке трамвая.
Прощаясь с поляной, Динка долго пятилась задом, кланяясь и повторяя:
– Спасибо вам! Спасибо!
Из Пущи-Водицы Динка вернулась сияющая, с огромной охапкой цветов.
– Берите, берите! – кричала она с порога. – Берите их от меня! Я уже совсем объелась ими! Ох, Мышенька, я, наверное, и сама вся фиолетовая! А в глазах у меня все голубое, желтое, зеленое... И такое теплое, мохнатенькое...
Динка требовала, чтобы все прикладывали цветы к губам, щекам, и спрашивала:
– Вкусные, да? Я чуть не съела там всю поляну!
– Да где же ты была? – беспокоились домашние, с недоумением глядя друг на друга.
Динка, почуяв опасность, поторопилась выкрутиться:
– Нигде я не была. Мне один мальчик дал. Просто он шел с цветами, а я шла без цветов. И он сказал: "Девочка, я вижу по твоим глазам, что ты очень хочешь цветов!" А я сказала: "Да". Ну, он и дал мне эти цветы!
– Сказка про белого бычка, – усмехнулся Вася.
– А может, и правда? – нерешительно предположила Мышка.
– Неправда, – резко сказала Алина. – Правду она скажет только маме.
– Она и мне скажет, и тебе скажет, и Мышке, только не стойте у нее над душой, – тихо сказал Леня, отводя в сторону сестер. – Что вы, не знаете ее разве? Не спрашивайте, и она скажет сама!
– Мама, – говорила, засыпая, Динка, – давай летом снимем дачу в Пуще-Водице! Я ездила туда с нижним мальчиком, он очень хороший мальчик, его зовут Хохолок... И он сказал: "Хочешь, я покажу тебе фиолетовую поляну?" А я сказала: "Да". И мы поехали и привезли цветы... Это цветы "сон", и мне от них хочется спать...
На другой день, встретив Андрея, Леня сказал:
– Это ничего, что ты свозил мою сестру за цветами, только следующий раз ты так не делай.
– Она очень просила... – смутился Андрей.
– Ну, это она умеет! Она что хочешь выпросит, а ты не поддавайся. А то она как повадится с тобой ездить, так только и будешь кататься!
Глава 14
Послание Волги вихрастой девочке Динке
Но Динка и не думала никуда ехать. Еще не отцвела в ее глазах фиолетовая поляна, как новое сказочное чудо произошло в ее жизни. Случилось это так.
Под вечер, когда Алина ушла к подруге, а Мышка сидела в ее комнате и, заткнув пальцами уши, читала Диккенса, почтальон принес письмо; оно было адресовано Динке.
– Ого! – сказала Марина, взвесив на руке конверт. – Вот так письмо! За семью сургучными печатями да в двойном конверте... Это от Никича.
Динка разорвала конверт и вытащила большой лист, исписанный печатными буквами.
Сверху стояло:
ЧИТАЙ САМА
– Ну, значит, тут какой-то секрет. Иди в свою комнату и читай сама, – сказала Марина.
Динка пошла, села на свою кровать и, положив на колени лист, начала читать.
"Здравствуй, друженька моя Динка!
Пишет тебе твой старый дед Никич.
Получив твой наказ, приоделся я по-праздничному и пошел к матушке Волге..."
Руки Динки задрожали. Слезы часто-часто закапали на лист...
Вот что писал дальше Никич:
"...Подошел я к берегу... А она, сердечная, пенится, хлопочет. Только-только ото льда освободилась, гонит последние льдины по течению и шумит на них, сердится... Ну, думаю, вот уж гость не вовремя... Ан нет! Приплеснулась она вдруг близехонько к бережку и навроде золотой рыбки спросила:
– Чего тебе надобно, старче?
Поклонился я тут низко-низко:
– Поклон тебе, матушка Волга, от вихрастой девочки Динки. Помнишь ли ты ее?
Всколыхнулась желтенькая водичка, набежала, как слеза, на песок:
– Я всех мальчиков и девочек помню, а твою вихрастую не раз купала, и на утесе ее видала, и пароходом ей из Казани ее друга Леньку везла... Жива ли, здорова ли Динка?
– Жива и здорова она, матушка Волга, только плачет, по тебе скучает, и водичку твою желтенькую поминает, и во сне на утесе сидит, пароходы твои в плаванье провожает...
