Дінка - Осєєва Валентина
Леня уже не стеснялся больше своего репетитора, но относился к нему с горячей благодарностью и уважением. Так постепенно Вася Гулливер входил в семью Арсеньевых, пристально разглядывая каждого из членов ее, и, не скрывая своих симпатий, к каждому относился по-разному. Это отношение часто заставляло его изменять своему твердому правилу не вмешиваться в чужие дела.
Глава 5
Горестная весть
На улицах кучками собирались люди. Студенты стояли без шапок, на ходу читали газету, окаймленную траурной рамкой. Умер Лев Николаевич Толстой... Вася, держа в руке шапку и газету, остановился у двери арсеньевской квартиры.
"Знают или не знают?" – подумал он, пряча в карман газету. В последние дни девочки то и дело бегали за бюллетенями, волновались и чуть не плакали.
"Нервные такие девчонки... Если еще не знают о смерти Льва Николаевича, то, может, мне удастся осторожно подготовить..." – решил Вася.
Входная дверь была не заперта, внутренняя лестница вела на второй этаж, дверь в коридор тоже оказалась открытой. Шагая через три ступеньки, Вася дошел до верхней площадки, остановился, прислушался... До него донесся чей-то жалобный голос, повторяющий нараспев одни и те же слова, прерываемые протяжным громким плачем.
"Динка воет! – сообразил Вася. – Сейчас она расстроит Алину, Мышку... Главное, Мышку... Девочка и так слабенькая... Ах ты, исчадие ада..." – с раздражением подумал Вася, шагая по коридору.
Навстречу попалась Маруся.
– Идите скорей, Васю, бо так порасстраивалысь наши... – махнув рукой, сказала она.
Вася сердитым рывком открыл дверь и остановился на пороге. Согнувшись, как старушка, и раскачиваясь из стороны в сторону, Динка сидела на полу около кушетки и, вытирая кулаками слезы, громко причитала:
– Ой, Волженька, Волженька... Голубонька моя, Волженька, зачем же мы сюда заехали?
Около стола стояла Алина. Лицо у нее было серое, как после бессонной ночи, но глаза сухие, строгие. Она поддерживала стакан, из которого, цокая зубами о края, пила Мышка. Около девочек, бледный и растерянный, стоял Леня. Вася бросился к Мышке, взял из рук Алины стакан воды и, срывая на ней свое раздражение, сурово сказал:
– Что вы здесь развели? Ведь вы же старшая! Стыдно! Выпейте, Мышка! Выпейте, голубчик! И возьмите себя в руки, нельзя же так... – ласково обратился он к расстроенной Мышке.
– Вася... Он так мучился... Так болел... Столько книг написал... и... умер... – послушно глотая воду, жалобно говорила Мышка.
– Ой, Волженька, Волженька... Он и "Ваньку Жукова" написал... и "Бог правду видит..." – подвывала Динка.
– "Ваньку Жукова" не он написал... это Чехов... ты никогда ничего не знаешь, – упрекнула сестру Алина.
– Ну, выпейте еще... Выпейте еще глоточек, Мышенька... – несвойственно ласково упрашивал Вася, заглядывая в серые глаза девочки.
Динка на одну минутку перестала причитать и, подняв голову, с живостью спросила:
– А Чехов? Чехов жив?
– Чехов уже давно умер... – не глядя на нее, ответила Алина.
– Как? Значит, и "Ваньку Жукова"... – Динка схватилась за голову: – Ой, Волженька, Волженька... Сердце у меня разрывается... Все писатели умерли...
– Леня! – в бешенстве крикнул Вася. – Выведи сию минуту отсюда эту плакальщицу! Марш отсюда, безобразница эдакая! – топнул ногой Вася.
Но Леня неожиданно вырос перед ним и, сцепив над переносьем свои черные брови, хмуро сказал:
– А что ж она, хуже других, что ли? Ей тоже жалко... – И, обняв подружку за плечи, молча увел ее в свою комнату.
По коридору застучали каблучки Марины; Вася с облегчением поставил стакан.
– Мама! Мамочка!
Откуда-то из-под руки Лени вывернулась Динка, и все три девочки бросились к матери:
– Умер... Умер...
Марина обняла всех троих, прижалась щекой к их пушистым головам и с глубоким чувством сказала:
– Ну, что ж делать... Он уже был старенький... Он уже не страдает...
Вася молча наблюдал эту сцену, и против его воли какие-то смешанные чувства печали, нежности и глубокого уважения к этой семье охватывали его душу.
– Лев Николаевич оставил нам бессмертную память... Мы будем читать его книги... Все плачут сейчас... Вся Россия... Что же делать, что делать... Люди умирают... А вспомните, сколько погибло революционеров, сколько честных, бесстрашных людей... Сколько гибнет их сейчас в тюрьмах и ссылках...
Марина говорила, и проникновенный голос ее оказывал на девочек тихое, успокаивающее действие.
И когда Мышка, оторвавшись от матери, грустно спросила: "Мамочка, а почему писем от Кати так долго нет?" – Вася на цыпочках прошел в комнату Лени и, схватившись за голову, шепотом сказал:
– Честное слово, Леонид, не удивляйся, если в один прекрасный день я сяду рядом с этой твоей Макакой и начну причитать: "Ой, Волженька, Волженька..."
Но Леня не расположен был шутить.
– С ними каждый человеком станет, – мрачно заявил он.
Глава 6
Гимназические дела и новое знакомство
С первым снегом Киев сразу похорошел, принарядился. Чистый, стройный, отороченный белым пухом, он, как лебедь, не спеша заплывал в Динкино сердце и неожиданно радовал ее то цветными огоньками на катке, то сказочным Владимирским собором, где отовсюду смотрели на Динку живые глаза святых, а на хорах трогательно и складно звучали молодые голоса.
– Как хорошо там поют, мама! Если бы я была верующая, я все время стояла бы на коленях! – говорила дома Динка.
Неровные, гористые улицы Киева, заснеженные каштаны и стройные тополя, застывший на зиму Днепр – все начинало нравиться Динке... Даже гимназия.
В гимназию она бегала теперь охотно и, потряхивая ранцем на спине, далеко обгоняла сестер. Еще бы! В гимназию Динка являлась, как артист на гастроли. Уже в раздевалке она бойко здоровалась со швейцаром и, прыгая по ступенькам лестницы, торопилась в свой класс. А там уже ждала ее излюбленная публика – смешливые девчонки, которые по любому поводу заливались смехом. Иногда с порога класса Динка просто показывала им палец, и они начинали хохотать; только еще завидев Динку, они уже прижимали к губам ладошки и хихикали в ожидании ее веселых штучек. А Динка была изобретательна. Иногда она входила в класс совсем как учительница Любовь Ивановна и, точно как она, мерно помахивая рукой, говорила:
– Слушайте, дети, слушайте! Земля – это круглый шар, и этот шар все время вертится...
– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! – заливались подружки. – Арсеньева! Динка! Покажи батюшку!
Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо восклицая:
– Де-ти мои! Господь-бог наградил Давида божественной силой, и слабый Давид победил Голиафа!
Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали Арсеньеву, с ними не было сладу.
– Тише! Тише! – надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у доски, корчила смешные рожи. – В чем дело наконец?
Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный, невинный взгляд Динки.
– Они не дают мне отвечать урок, – скромно жаловалась та. Знаний, которыми так щедро наделила ее Алина, еще хватало, поэтому Динка не утруждала себя домашними уроками, разве только по русскому, когда задавали что-нибудь писать. По чтению Динка была первой ученицей, память тоже не подводила ее, и Марина, просматривая дневник младшей дочки, с удовлетворением говорила:
– Ну, кажется, наша Динка взялась за ум...
– Конечно. А что же мне, дурочкой быть? – скромно отвечала Динка, продолжая беззаботно развлекаться и развлекать других.
В ее классе было много богатеньких девочек, их провожали в гимназию гувернантки.
– Фрейлейн, застегните мне панталончики, я не могу сама! – дразнила их Динка, к общему удовольствию остальных.
Муха, вцепившись лапками в Динкино плечо и щекоча ей ухо, шептала что-то, соблазняя на новые проделки.
– Отстань! Не шепчи! Ну тебя! – отталкивала ее Динка. По-настоящему девочку звали Нюрой, Муха – это было прозвище, данное ей в классе. Подруги не любили Муху, но жалели. У Мухи был очень злой отец. Говорили, что он сильно бьет ее за малейшую провинность. Говорили еще, что семья Мухи богатая, но скупая, поэтому Муха приносила на завтрак один только хлеб, и девочки делились с ней своими завтраками. Динка тоже жалела Муху, но дружить с ней ей было скучно.
Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить, отняли у нее ключ от "снегурок". Динка с криком бросилась на обидчиков. Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.
– Ага! – закричала, поднимаясь, Динка. – Ты так? Ну ладно!
Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот бросился на нее с кулаками. Динка, размахивая ботинком, забежала за скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер шевелил на его лбу темный хохолок.
– Эй, ты, Хохолок! – крикнула ему Динка. – Иди сюда сейчас же! Защищай меня!
Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в бегство.
Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его, как могла:
– Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверное, не мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит! Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!
– Да я же не знал! Ты сначала сама его била... – В разговоре мальчик слегка заикался.
– "Била, била"!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему, наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..
– Ну да! Хватила! – засмеялся мальчик. – В двадцать лет по буль-вару на-а коньках не катаются!
– А где же катаются?
– Нигде! Какое ему катание в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в воскресенье, когда музыка и-грает!
– А где же это? – живо заинтересовалась Динка. – Ты там катался?
– Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо! Каток блестит, музыка играет!
– Я пойду! Я с Леней пойду! – захлопала в ладоши Динка.
– А твой б-рат и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!
– Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме, мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! – обиженно затараторила Динка и побежала домой.
Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток, и новое знакомство.
Глава 7
Дорогие письма
На крыльцо выбежала Мышка:
– Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!
– Какие письма? От Лины? – всполошилась Динка.
– От Лины, от дяди Леки...
– А от Кати?
– Катя написала дяде Леке...
