Том 8 - Леся Українка
Такое отступление от первоначального направлення корифеев народнической литературы хотя и не сопро-вождалось упадком их таланта и значення, но, во вояком случае, ускорило упадок самого направлення, кото-рое едва успело пустить корни в польском обществе и в чистом своем виде существовало очень недолго. Сбив-чивость понятий «народ», «народность», «нация», «на-циональность», «национализм», «патриотизм» постоянно сводила польских народников с определенного, прямого иути и в теории, и на практике.
Национальный вопрос всегда занимал первое место в польской литературе, и если в последнее время раз-даются, с одной стороны, сожаления в критике и публи-цистике об охватившем будто бы поляков увлечении космополитизмом, а с другой стороны, выражения ра-дости, что это увлечение уже проходит, то, собственно, трудно понять, где и в чем выразился ЭТОТ «космополи-тизм». Приверженцы «органического труда» всех толков им не грешили, народники тем менее. «Народ» интересо-вал народников не только как «меньший брат», как «неиспорченная натура» и т. д., но и как оплот нацио-нальности. Главной задачей «органического труда» было не только экономическое благосостояние и повышение культуры народа, но и защита территории от экономиче-ского вторжения иноплеменных элементов. Крестьянство должно держаться за свои наделы, чтобы их не отняли немцы — вот тенденция наиболее заме^ательного романа Б. Пруса «Форпост» («Placowka»), в котором изобра-жается познанский крестьянин Слимак, выбивающийся из сил, чтобы только не отдать своего надела немцам. В поэмах Марии Конопницкой * крестьяне говорят (это, конечно, идеал поэтессы-народницы): «Кто продаст на-дел свои, тот не нашей веры».
Этот принцип — «не выпускать земли из рук» — за-ставляет идти на компромиссы. На Слимаков, при их бедности и некультурности, надежда в борьбе против более культурных соседей плоха, а наверстать вдруг ве-ковую отсталость невозможно,— на это нужен долгий срок, а время не терпит,— приходится обратиться к другим сословиям за помощью. Пусть мелкая шляхта сохра-няет землю сообща с более крупной, забывая спесивые споры о разнице в «благородстве происхождения» («Над Немапом» Э. Ожешко), кстати, ведь «шляхтич на за-гроде равен воеводе», как говорит историческая посло-вица. Пусть дворянство землевладельческое заботится прежде всего об уплате долгов своим кредиторам, чтобы они не продали с публичных торгов «родной земли» («Дикарка» Э. Ожешко, «Семья Поланецких» Г. Сенке-вича, «Паненка» г-жи Еленской*,— роман, премирован-ный па литературном конкурсе, «Девайтыс» г-жи Род-зевич *, тоже премированный, и масса беллетристики на эту тему). Как совместить интересы кредиторов, поме-щиков и крестьян, об этом народническая литература или умалчивала, или давала очень уклончивые ответы (вначале, било, предлагала кооперацию, потом как-то забыла о ней), или отмахивалась от назойливого вопроса, откладывая его «на завтра», а «сегодня» рекомендовала помещикам труд,— конечно, не физический, но и не умственпый, а труд управляющего большим имением, крестьянам тоже труд, конечно, физический, а кредиторам, по возможности, терпение, особенно если эти кредитори — евреи. Но если кредитори принадлежат к той же народности, что и должники, что тогда? Ведь «органиче-ский труд» ставит и другую задачу, с точки зрения на-циональной не менее серьезную: не допускать вторже-ния иноплеменннх капиталистов. «Не випускать денег из рук»,— принцип сам по себе ничем не хуже принципа собирания и сохранения земли, но он не так пришелея по сердцу народникам, которым недвижимая собствен-ность как-то больше импонировала. Капиталист в изо-бражении бивших и настоящих народников является в общем типом отрицательньш. Впрочем, в последнее время и этот тип находит себе апологетов. Известннй писа-тель г-н Север*, обнаруживающий большую идилличе-скую симпатию к «народу», печатает в журнале «Ate-neum» * болыпой роман под заглавием «Више сил» («Ponad siJy»), где идеализирует польских капиталистов и предпринимателей-нефтепромышленников в качестве культуртрегеров Восточной (русинской) Галиции. Эти нефтепромншленники являютея с целими артелями польских рабочих (мазуров, бивших крестьян) эксплуа-тировать бориславскую нефть и благодетельствовать местное население русинов, давая заработок при поставне необходимой утвари и подвод. Русини относятся с не-доверием к новим благодетелям, чем прекрасно поль-зуютея более привычные «культуртрегеры»-евреи, разду-вая вражду русинов не только к предпринимателям, но и к рабочим мазурам. Делу культури и собирания капи-талов еще мешает недостаток солидарности и понимания своих же собственних интересов некоторнми капитали-стами, никак не умеющими «и честь спасти, и капитал приобрести». Инт/зресна в атом романе, между прочим, антитеза русинов и мазуров, несколько напоминающая обычную антитезу «злих и добрих» детей в нравоучи-тельных книжках. Русины — «злые»: они недоверчивы, не любят панов вообіце, пыот водку, ленивы, лишены пнициативы, угрюмы, неповоротливы, ревнивы, не умеют даже нравиться женщинам; мазуры, наоборот,— «доб-рые»: характер открытый, преданы своим панам, телом и душой, пыот только пиво, трудолюбивы, предприимчи-вы, веседы, беззаботны, бравы и нравятся всем русинкам безусловно. Характеристика мазуров у Б. Пруса, Сенкевича, Конопницкой и др. была несколько иная; там они более приближались к типу русинов г-на Севера, но, может быть, Бремена изменились, а может быть, тут ви-новата литературная антитеза, эта «коварная сирена», по выражению французскнх учителей словесности.
В романе этом, как во многих других, где идеализи-руютея новые герой «органического труда», капитали-сты-промышленники, мы видим новую пробу практиче-ского решения трудного вопроса: как можно «не випускать денег из рук» и вместе с тем по-христиански отпускать долги своим соотечественникам. Ответ простой: покрывать дефицит на счет какой-нибудь другой земли, лучше всего какой-нибудь «провинции», например Во-сточной Галиции; кстати, это будет даже благодеянием для этих некультурных русинов, которые, правда, страшно неблагодарны по своей натуре, но все же создания божпи. Решение довольно стройное с национальной точки зрения, но не вполне удовлетворительное с точки зрения демократизма или хотя бы общего гуманизма.
Так как роман «Выше сил» очень типичен в смысле «последнего слова» проповеди «органического труда», то можно заключить, что ато направление, пережив на-роднический период, возвратилось к прежнему хаосу, из которого начинает выделяться нечто новое и... бесконеч-но буржуазное.
То же случилось и с другими принципами, которые нскогда были гордо выставлены на знамени молодой народнической школы: реализмом и позитивизмом. После громкого, отзывающегося молодым задором провозгла-шения нового credo наступили моменты сомнения, мучи-тельного анализа, началась работа мысли. Чем больше развенчивались и теряли обаяние западные учителя по-зитивизма и реализма у себя на родине, тем тревожнее становился дух их учеников в Полыпе. К общему для всей мыслящей Европы страху перед мрачной пустотой, грозящей воцариться на месте разрушенных
