Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

А, кроме того., в голове и в сердце у меня целый клад. Плохо быть писателем. Вечно чувствуешь какие-то обязанности, вечно имеешь широко открытые глаза для наблюдений, вечно натягиваешь струны сердца и настраиваешь их для мелодий природы. И все тебе мало, все кажешься сам себе бедным, недостаточно тонким, ленивым, небрежным — вечно недоволен собою. Хотелось бы весь свет обнять и заключить в сердце, собрать все краски и все лучи, накопить материал для работы, а вместе с тем с грустью чувствуешь, что ты плохой аппарат, несовершенный и не можешь выполнить своей задачи. Пишу тебе все свои сокровенные мысли и чувства, т. к. знаю, что только с тобой я могу поделиться своими радостями и горем, что ты поймешь меня. Будь здорова, голубка моя. Целую тебя и обнимаю крепко и тоскую по тебе, мое сердце.

^^^L Твой.

245.

18.VII 910. [Капрі.]

Милая моя Шурочка! Сегодня получил два твои последние письма от 12 и 13-го. Так грустно! Целый месяц не буду иметь твоих милых писем, не буду знать, что с тобой, как ты поживаешь, здорова ли ты. Ведь это целая пытка, я не могу себе представить, как перенесу эту неизвестность, но средства нет. Краткие остановки в разных городах не дадут мне возможности указать тебе адрес, по которому я мог бы получить твое письмо. По всей вероятности, письма пропадали бы, а это ни тебе, ни мне удовольствия не доставит. Я решил еще раз поблуждать по Италии, в Париж не ехать, а в Вену, а там уже посмотрю: если не очень устану, то поеду на Берлин и Копенгаген в Швецию на несколько дней, а оттуда чрез Финляндию и Петербург домой. Если же буду чувствовать себя неважно, то не рискну делать такое утомительное путешествие и поеду отдохнуть в Карпаты. Вот, главным образом, то обстоятельство, что я еще сам не знаю, как устроюсь, что я в зависимости от своего здоровья и это не дало мне возможности наперед точно сообщить тебе план своих передвижений. Постараюсь удовлетворить твое желание насчет покупок, боюсь только, что не сумею справиться с поручением.

Купленное пошлю тебе посылкой из Киева и одновременно напишу. Приеду домой, по всей вероятности, 15-го утром

не раньше, а, может быть, и 14 или 16-го, лишь бы успеть на службу.

Это последнее письмо с Капри, следующее напишу из Неаполя, хотя ты не сердись, что теперь буду писать не так часто и кратко. Хотя ты, верно, с недоверием улыбнешься моему обещанию пополнить письмо рассказом, но все же я надеюсь, что при встречах мне удастся сделать это. Обещаю также исполнить все твои наставления насчет здоровья, буду беречь его, не утомляться и постараюсь приехать в лучшем виде. Сейчас я, все таки, поправился, чувствую себя бодрее, гляжу веселее, часто смеюсь и шучу, а это хороший признак у меня.

У меня остался только один завтрашний день для здоровья, послезавтра будут сборы, прощание, хлопоты — а там дорога.

Очень я рад, что ты поправилась. Прошу тебя, деточка моя, заботься о себе как можно больше, я тоже хочу видеть тебя в хорошем состоянии.

Такая досада — нужно уезжать, а виноград только что

начал зреть, арбузы уже готовы, а они здесь великолепны.

Жаль мне покидать остров, а ничего не поделаешь. Новостей

у меня никаких, жизнь тихая и скромная. Ну, будь здорова,

любимая. Целую мою голубку ( ), обнимаю и при-

жимаю к сердцу, верному и горячему. Помни обо мне.

Твой.

Следующее письмо пошлю по твоему адресу.

246.

22 .VII 910. Неаполь.

Два дня я не писал тебе, дорогая детка; так был занят прощанием со знакомыми и с островом, что положительно не было свободной минутки. В отеле не знали, где я пропадаю, т. к. я приходил поздно ночью, а утром же уходил.

Горький и его семья просто не выпускали меня из своих рук, вторично, на прощание, устроили большую рыбную ловлю, и вчера я весь день, с 6 час. утра, был на море. Признаюсь, положительно устал, но не мог же я огорчить людей, так хорошо относящихся ко мне. Я думал уехать 20. но меня взяли в плен и я, сверх ожидания, просидел до 22-го. Сейчас сижу в ресторане, обедаю и пишу тебе. Все утро ушло у меня, до

2-х часов, на осмотр грандиозного национального музея. Уже шестой раз осматриваю его. а все мне мало— Утомился ужасно, сейчас физический отдых доставляет мне удовольствие. Для того, чтобы не застрять здесь, должен себя ограничивать-держать в руках: уж очень интересный город. Посмотрю еще. пожалуй, аквариум, поброжу по городу, впитаю в себя весь гам. все сумасшествие этого города — и завтра, в 3 ч., в Рим.

Поздравь меня с маленьким успехом: петербургское издательство "Знание"90 (помнишь "Сборники" и изд[ание] лучших авторов?) купило у меня право на издание всех моих произведений в русском переводе— Первый том должен печататься в конце этого года. Я уже подписал соглашение на довольно выгодных условиях. Это очень кстати, т. к. деньги нужны и нужны. Кроме того приятно, что издает солидная, хорошая фирма. Почти одновременно с таким же предложением ко мне обратилась московская фирма "Польза", но я, конечно, предпочел "Знание", да и условия в последней выгоднее. Прости, что занимаю твое внимание такими мелочами. Хотел бы написать тебе сейчас что-нибудь интереснее, но так сильно устал и к тому же спал мало, что голова отказывается работать.

Не знаю, когда удастся написать следующее письмо, в Риме или где-нибудь дальше. Радуюсь, что приближаюсь к тебе, моя голубка. Целую тебя крепко, как люблю. Не забывай меня, береги себя.

Еще целую, ♦ Твой.

Ч^^ 247.

25.VII 910. Венезия.

Дорогой Шурок! Только что приехал в Венецию. Поезд страшно запоздал, приехал поздно, но все же спешу написать тебе несколько слов в кафе. После бессонной ночи в вагоне, среди массы богатых, жирных иностранцев (удивительно, что славян, в том числе русских, не встречаю совсем), среди прекрасной обстановки площади св. Марка — все как-то идет кругом и трудно сосредоточиться. Одна только мысль ясна и определенна: я уже ближе к тебе почти на всю Италию. Север Италии; как-то сразу дал себя почувствовать. Венеция, один из любимейших моих городов, приветствовал меня прохладой, незнакомой мне более двух месяцев. Сегодня даже дождь шел. А уж того мягкого, теплого воздуха, который так характерен для Капри, не видать мне. Чтобы несколько поднять упавшие от утомления нервы, пью сейчас кофе. Голуби летают вокруг и садятся на мой столик подбирать крошки. Как здесь все таки хорошо: собор св. Марка своими мраморными кружевами и золотыми мозаиками, палаццо Дожей с его розовыми стенами и ажурными колоннами, даже английская речь и воркование голубей — положительно пленяют. Всякий раз, когда вижу что-нибудь красивое, переношусь мысленно к тебе и жалею, что ты этого не видишь. Как бы хорошо и полно было с тобой! Представляю тебя на другом конце столика и разговариваю с тобой. Все мне хочется показать тебе, поделиться впечатлениями, пережить вместе все прекрасное, что дает искусство и старина. Но кругом чужие, в большинстве противные люди, от скуки приехавшие в Венецию показать свои костюмы и каждая фигура точно говорит: "посмотри на меня" и только одною мыслью занята, как-бы лучше носить свой костюм. Наблюдаю и вижу, что почти никто не любуется красотой зданий, все заняты собой. А костюмы действительно умопомрачительны, точно здесь бал, а не музей (все здания, окруж[ающие] площадь, действительно музейные вещи). Пробуду здесь еще завтра, а потом — в Вену. Из Вены напишу. Там определится* куда поеду, хотя склоняюсь в сторону Карпат, а не Швеции; там я больше отдохну. Увидим еще. Ну, будь здорова, целую тебя крепко, крепко, как люблю. Скоро увидимся.

Твой.

ЗО.VII 910, По дороге в Карпаты.

Дорогой Шурск, я уже совсем близко к тебе, т. к. еду не в Швецию, а в Карпатские горы. Случилось это по двум причинам: 1) иодсчілігл, что не хватит денег и 2) устал в дороге, за то радуюсь, что, б. м., получу от тебя письмо. Если успеешь, до 5-го августа пиши мне по адресу: Австрия. Oester reich, Galizien р., Jasienow Gorny (Ясенів Горішний), Криво-рівня, для меня. Но с условием, чтобы письмо пошло не позже 5-го. Жду, не дождусь, когда получу от тебя весточку, моя дорогая. Напиши, получила ли ты мои письма последние с Капри и с дороги. Хотя я и делал остановки, но

спал все время очень мало и чувствую себя разбитым; я в общем здоров. Моя голубка! Ты будешь сердиться на меня, но я тебя не послушал, купил тебе именно золотую цепочку. Хрустальной нигде не нашел, а покупать дешевую нет смысла. Не сердись, пусть она будет отчасти моим подарком, мне это приятно. Духов купил, но только фиалку, других не нашел ни в Риме, ни в Вене, как это ни странно. Просили обождать, обещая выписать, но ведь я не мог. Мне очень неприятно, что я так плохо выполнил твои поручения, но ты добрая и простишь. Утешаюсь, что хотя тебя не послушал, покупая цепочку, но все же ты будешь иметь вещь, а не нечто лишнее и неизящное. Я очень хотел в точности исполнить твои поручения (за исключением того, что ты написала насчет подарка, т. к. это мое право), но мне не удалось. Не сердись же на меня. Купленное пошлю тебе посылкой из Киева. Ты заяви на почте, чтобы тебе не доставляли на дом, а прислали повестку, тогда почтальон не будет искать тебя в бюро. Как же ты поживаешь, здорова ли, что делаешь?

Пиши обо всем. Боюсь, что ты не разберешь моего письма, в вагоне очень неудобно писать, трясет. Я мечтаю о красивых горах, об уединении и солнечных ваннах. Имею дерзкие намерения собрать и в Карпатах кой-какой материал для своих будущих работ, думаю об отдыхе после дороги, а наибольше о том, что скоро увидимся. Напиши мне. Кончаю.

Целую тебя крепко, милая, и обнимаю еще крепче. Помни обо мне.

Твой.

249.

7.УШ.[19]

Дорогая, любимая, хорошая моя! Как я благодарен тебе за твои 4 письма, полученные здесь: это, в некотором роде, сюрприз, т. к. я не имел надежды получить их. За то ты, вероятно, негодуешь, не получая от меня писем, а это объясняется довольно просто: почта далеко и я мог послать только один раз на почту. Кроме этого письма, пошлю еще одно из Киева уже, где буду скоро, вероятно 12-го. Прежде, чем описать тебе свое времяпрепровождение (какое ужасное слово!), должен пожурить тебя немножко: как тебе не стыдно писать мне о возврате денег за подарок! Ведь ты обижаешь меня.