Рассказы из русского народного быта - Марко Вовчок
XI
С той поры каждый день я его там видела, каждый день. Сколько раз ведь зарекалась: не пойду я, не хочу, да и сама не знаю, как выйду. А он мне так рад бывал, в глаза мне, бывало, смотрит и все спрашивает: «Любишь ли, Саша?» А я, скажу тебе, я очень его полюбила, очень. Как стали люди замечать да посмеиваться, сначала мне стыдно и горько было, а там - я думаю: что ж, люди смеются,- пускай себе! Я люблю его, я его! Что ж мне о себе думать-то? Думай он. Хорошо ему, весело, что смеются - смейтесь; а обидно ему покажется - сам он знает, что сделать. А я послушаюсь его слова, его приказу. Вот живу я себе и не тужу. Дома мы почти не видались: следили за нами; и вот, бывало, куда пошлют меня - я ему шепну, и сойдемся где-нибудь в глухом переулке, под чужими воротами сядем.
XII
Только раз приходит он встревоженный такой.
- Саша! - шепчет мне.- Дядя и тетка узнали все!
У меня сердце заныло.
- Разлучить хотят? - спрашиваю.
- Не бойся, не печалься! - уговаривает. А на самом лица нету. Сели мы рядышком и наплакались вволю тогда.
- Как же нам быть-то, Саша? - спрашивает.
- Тебе знать,- говорю,- тебе и решать.
- Эх Саша, Саша! Что я решу! Меня тоска, меня сомненье пугливое берет! Что делать - не знаю! Скажи ты…
- Да что? - говорю.- Уж как ты не надумаешь, уж как ты не знаешь…
- Ты, Саша, на меня не смотри и меня не осуди: сам я себе не рад, ей-богу! Все я боюсь…
- Чего ж боишься?
- Да уж с детства так. Отец-то у меня суровый был и строг. Забил он меня и запугал. Вот и теперь еще все мне его голос слышится: «Не храбрись ты ни в чем: беду наживешь! Иди по дорожке хитро да тихо - хорошо будет!» - Я ведь и тебя-то обмануть сбирался, Саша; обмануть хотел и потом бросить,- ты прости меня! Не бросил: сил не было, потому что полюбил крепко… Скажи, Саша, скажи, что делать? Мучусь я, голова кругом идет… Ох, Саша, если б можно мне было жениться на тебе!
- Женись,- говорю.
- А люди-то что скажут? Подумай-ка, Саша, как люди-то напустятся,- дядя, жена его злая еще пуще, все! Все родные! Заклюют они нас, Саша! Умер бы я теперь с радостью!
И заплакал сам.
- Ну, умрем, коли хочешь,- говорю.
Он все плачет. И долго плакал. Встал потом и уверенно так говорит:
- Нет, Саша, грех умереть от своей руки! Будь что будет - женюсь я на тебе! Женюсь… Бог с ними со всеми! Что они мне? Чего бояться их? Женюсь, да и заживем с тобой!
Поцеловал меня и весел пошел себе.
XIII
Воротилась я домой - кличет меня ключница к барыне, сама злобно посмеивается: это она все барыне рассказала. Я пошла. Много тогда я наслушалась слов всяких, но до сердца те слова мне не дошли,- не оттого ли, что уж я знала их, ожидала… Я стояла перед барыней, слушала крик, и грозьбу, и брань, вот словно то далекий колокол гудел. Он у меня перед глазами носился, и все мне прояснялось кругом.
Целую ночь ту я глаз не свела,- думала, думала… Чего-то не передумала я тогда!
Утром господа чай пили,- вошел он. Я не ждала, что так рано он придет к ним. Я испугалась. Вижу, что и он не спал: бледный такой и усталый. Поглядел на меня, и тогда глаза у него блеснули, и отважный такой показался мне.
Господа удивились. Барыня неласково, сурово спросила:
- Что это значит? Откуда? Зачем?
Барин встал и по комнате стал ходить, потом опять сел.
А он все отважно им отвечает:
- Я пришел к вам с просьбою… Саша…
А барин его перебил:
- Да ну, ну, бог простит! Только смотри, чтоб вперед ты не глупил!
- Я не знаю, где совесть-то у твоего племянничка! - вскрикнула барыня.- Еще и разговоры об этом заводит!
- Да ведь от покорности, душенька; хочет прощенье получить от тебя,- говорит барин.
И заспорили меж собою. Спорят, а ему сказать слова не дадут.
Я-то все слышу и вижу из-за двери. Вижу, что он уж теряется, подбегает к ним, схватил их за руки и на колени сам упал.
- Отдайте мне Сашу, отдайте!
- Как? Что? Что?
И не поймут никак, что он говорит; вскочили, покраснели…
- Сашу отдайте! Я жениться на ней хочу!
- Жениться! - кричит барыня.- Ты с ума сходишь? Да ты помешался! Да ты пропадешь! Ты погибнешь! Да тебя всякий добрый человек на порог не пустит!. Как ты уживешься с простой девкой, с грубою, с глупою?
А барин курит, курит,- едва голова видна в дыму, и все покрикивает:
- Вот сумасшедший! Ах, наказал господь!
А он:
- Отдайте мне Сашу! (Сам краешек барынина платья целует и за руки ее ловит.) Что ж, разве у простой девушки сердце не любит? Все мы равны перед богом, тетенька! Отдайте мне Сашу! Я умру без нее! Без нее я на свете жить не хочу!
Слушаю я, и жалко мне его стало!
- Пустите! - вырывается барыня.- Отстаньте! Как вы смеете со мною так говорить! Я не отдам девку! Что хотите делайте - не отдам! Подите прочь! Прочь!
Так он и упал рыдаючи. А барин ходит, да курит, да охает.
- Сашка! - крикнула вдруг барыня.
Я вошла. Она схватила со стола ножницы и кивнула мне, чтоб я подошла к ней,- я подошла. Она рванула мои косы - и стричь меня. Одну
