Том 8 - Леся Українка
красных иноходцев, которых они ласкали, за прекрасних женщин, которыми они обладали, и за всю резшо, за все упоенье, за роскошь и разврат — хвала им! Так как всем этим они образовали мои чувства, в которых ты, о Мировая Красота, можешь отражаться широко и глубоко, как в пяти пространных, бездонных морях».
О себе герой романа говорит: «Я прошел такие испы-тания, что болыпинство других душ, наверное, проявили бы рано или поздно вульгарность своей сущности. Ho иногда из корней моей души,— оттуда, где спит неразру-шимая душа моих предков,— вырастают вдруг такие сильные и несокрушимые побеги энергии, что мне стано-вится грустно, когда подумаю об их бесполезности в наше время, когда общественная жизнь представляет жалкое зрелище низости и бесчестия».
Так как наследственно приобретенные силы некуда прпменить при пастоящих условиях, то остается их «кри-сталлизировать» или, если «избранник» одарен каким-нибудь талантом, то «превращать их в живую поэзию», в ожидании лучшего будущего. Но это лучшее будущее едва ли скоро придет, «так как заносчивость черни велика и ее превышает только трусость поощряющих и терпящих ее. В Риме я видел самые бесстыдные осквернення, какие когда-либо бесчестили святыню. Подобно прорвавшейся клоаке, Еолна низких вожделений заливает площадь и улицы. Вдали — за Тибром — одинокий купол, где обитает старческая, но сильная совестью и со-знанием душа, напротив другого жилища, бесполезно пышного, где король, потомок воинственного рода, подает удивительный пример терпения при исполнении низкой и скучной должности, которую предписал ему плебей-ский декрет».
Но герой твердо верит в великое будущее этого, теперь униженного, Рима. Мессианические мечты впервые пробуждаются в нем во время народного праздника в память Risorgimento, когда Рим был грозен, подобно кратеру под немой громадой туч». Дантовские пророче-ства о будущем величии Рима, римское изречение, что наиболее благородному подобает наиболее повелевать (Maxime nobili тахіте praeesse convenit), наконец, са-мый вид Римского Поля (Agro Romano) утверждает его в мессианических надеждах, хотя он и сознает, что «не добыто еще из гор то железо, которое некогда вспашет великое Римское Поле». После истинно художественного описання этого Поля он говорит: «Я думаю, род герои-ческого безумия овладел молодежью гарибальдийской, едва она вступила на Римское Поле. Она вдруг преобра-зилась... превратилась в дивное воинство, посвятившеє себя подвигу, казалось, еще невиданному». «Правда,— говорит он в другом месте,— те самые люди, которые издали казались столпами пламени на героическом небе еще не освобожденной родины, эти самые люди сдела-лись теперь «грязными углями, годными только, чтобы написать на стенах непристойный рисунок или ругатель-ство», но все же «только Рим может породить столько жизни, чтобы возродить весь мир во второй раз». Таким образом итальянский мессианизм превращается в миро-вой мессианизм. Это, впрочем, давняя итальянская тра-диция, которая, быть может, по чувству контраста, воз-рождалась всегда с особенной силой в итальянской литературе именно во Бремена наибольшего унижения. Так, например, Леопарди, изображая Италию своего времени в виде жалкой, израненной нищей, сидящей на распутье, все же говорит, что она «рождена, чтобы побеждать народы» (le genti a vincer nata). Итальянский мессианизм нашего времени видит призвание Италии в том, что она подаст миру новую великую объединяющую идею. По мнению героя д’Аннунцио, это будет аристократиче-ская идея: «Новый римский цезарь, природой предназна-ченный к господству (Natura ordinatus ad imperandum), придет уничтожить или переместить все ценности, кото-рые слишком долго были признаваемы различными доктринами. Он будет способен построить и перебросить в будущее тот идеальный мост, по которому привилеги-рованные породы смогут, наконец, перейти пропасть, теперь еще отделяющую их, по-видимому, от вожделенного господства».
Кто же будет этот «новый римский цезарь»? Герой романа видит прообраз его в одном из своих предков, друге Леонардо да Винчи, как он представлен на портрете, писанном его гениальным другом. Это типичный аристократ времен Цезаря Борджа *, красивый, сильный, жестокий, страстный. У него на щите девиз: «Берегись, я здесь!» (Cave, ad sum!), у него в руках гранатовая ветвь с острым листком, ярко-красным цветком и спелым плодом. Этот рано умерший герой должен возродиться с новой силой в каком-нибудь своем отдаленном потомке, и тогда-то настанет «великий день», день освобождения Италии, а за ней и всего мира.
Но пока «великий день» еще не настал, что делать современным итальянцам, чем ускорить пришествие мес-сии и кто может ускорить его? Конечно, «избранники», т. е. поэты и аристократии, поэтому к ним-то и направлена главная проповедь.
«Поэты, истратившие сокровищницу своих рифм на воспроизведение прошлых времен, на оплакивание мерт-вых иллюзий, на определение оттенков падающих ли-стьев *, поэты, упавшие духом, спрашивают с иронией и без иронии: «В чем же теперь призвание наше? Восхвалять ли нам в двойных секстинах всеобщее голосование, ускорять ли нам вымученными гекзаметрами падение королевств, пришествие республик, захват власти чер-нью?.. Мы могли бы за умеренную плату уверять неве-рующих, что в толпе заключается вся сила, право, муд-рость и свет».
«Охраняйте красоту. Это ваше единственное призва-ниє. Охраняйте вашу мечту. Клеймите бессмысленные лбы тех, которые хотели бы сделать все ГОЛОВЫ людские одинаковыми, подобно гвоздям под молотком слесаря. Пусть к небу подымется ваш неудержимый хохот, когда в собрании вы услышите гам конюхов большого живот-ного — черни. Защищайте мысль, которой они угрожают, красоту, которую они оскорбляют. Придет день, когда они захотят сжечь книги, разбить статуй, запятнать картины. Защищайте прежние свободные создания ваших учителей и будущие создания ваших учеников от бешенства пьяных рабов. Не отчаивайтесь, что вас мало. Вы обладаете высшим знанием и высшей силой мира: словом. Ряд слов может превзойти химическую формулу в человекоубийственной силе, Боритесь решительно разрушением против разрушения».
Аристократии, лишенной прав, обессиленной и спра-шивающей, не признать ли ей принципы 1789 г. и не употребить ли остаток власти на заполнение избиратель-ных листов именами «своих портных, шапочников и са-пожников, своих кредиторов и адвокатов»,— преподается совет забыть элегантную скуку и бесплодную иронию.
«Тренируйте себя,— как вы тренируете своих скаковых лошадей,— в ожидании великого события. Самооблада-ние — первый признак аристократа. Сила — первый закон природы. Мир основан на силе. Если бы новые по-коления вдруг возникли из камней после потопа старого мира, они бы сражались между собой, пока сильнейший между ними не покорил бы всех остальных. Ждите и подготовляйте событие. Вам не трудно будет привесть в повиновение стадо. Плебей останутся всегда рабами, потому что
