Оповідання та нариси - Свидницький А. П.
- Іще ж бо! - сказал староста, вздрогнувши и смотря покойнику в лицо.
Когда шалун медленно освободил бороду, испуганный старик удалился. И к утру в селе было два покойника, которых если не положили в одном гробе, то, по крайней мере, одновременно похоронили. То были татуня и староста. Упокой, господи, души их!
Давно померли эти два старика, но память о них еще долго будет жить в народе…
НЕРАЗГАДАННЫЙ ПРЕСТУПНИК
За несколько лет пред Восточной войной 12 в Подольской губернии прошел слух о появлении нового Кармалюка. Сперва говорили и не договаривали, верили и не доверяли; но вскоре не проходило недели без обстоятельных рассказов о его новых подвигах, которым все удивлялись и которым не было числа, как не предвиделось конца. Будто в сказке, он вдруг являлся там, где и не думали видеть его,- являлся то стариком, то молодым, то панком, то чиновником, то ксендзом, то рассыльным и т. д. Явится, ограбит и исчезнет. И часто в ту же ночь произведет другой грабеж верст за сто и далее. Но бывало и иначе. Бывало, чуть сделается известным, что полиция, произведя в подозреваемой местности обыск, уедет, огорченная безуспешностью, как тут же снова ограблен пан, и она возвращается, дыша пылью, которая не успела улечься от ее прежней поездки тою же дорогою. Затем, едва начнется производство дознания, как прилетает известие, часто писанное самим грабителем, что он уже грабит за тридевять сел. И это окажется справедливым, несмотря на то что почти одновременно иногда случался грабеж и в самом ближнем соседстве.
- Нет же у нас ковра-самолета, чтоб поспевать за ним всюду! - скажет полиция и уедет на обывательских. И в самом деле, новый Кармалюк будто летал: так быстро и переносился он из одной местности в другую, потом снова возвращался, чтобы ограбить еще кого и явиться затем еще где-либо в отдалении, куда, казалось, нельзя добраться и за несколько недель, а он как с неба падал.
Переполошились жители, приуныла полиция, и лучшее, что она вместе с панами могла выдумать, было стеснение проезжих. Всюду на въездах и выездах поставили варту, нельзя было ни пройти, ни проехать, не предъявивши экономии своего вида и не получивши от нее значка на свободный пропуск. Но и это не пособляло. Напротив, часто случалось, что варта задержит проезжих в воротах и ждет значка, а тем временем пана грабит тот самый, кто пошел предъявить вид. Но мало-помалу определилось направление деятельности грабителя, и - сначала общая - тревога осталась на долю одних помещиков, потому что только они подвергались грабежу, остальное же население терпело разве от варты, которая задерживала всех днем и ночью, не различая ни пола, ни возраста. Как долго продолжалось все это, сказать не умеем. Но вот прошел слух, что грабитель пойман, потом, что поймана только часть его шайки, сам же он с остальными товарищами ушел за границу. Наконец, кажется в 1855 году, в Каменце уже предлагали двести рублей за труд тому, кто составит выписку из дела о произведенных грабежах.
Этот новый Кармалюк, как его величали, был католик Рахальский, 13 родом шляхтич, служивший по разным экономиям в различных должностях и, наконец, бывший эконом. Рассказывали, что пана Рахальского вывела в грабители грубость помещика, у которого он служил в последнее время. Уверяли, будто во время последней диспозиции он дал Рахальскому пощечину и этим вызвал его на месть целому сословию. Так или иначе, но Рахальский собрал шайку и занялся грабежом - не по дорогам, а приезжая к пану на дом. Сначала он являлся лично, всегда один, всегда предупреждал о времени своего прибытия и непременно перерядившись. Вскоре, однако, переменил образ действия. Вместо того, чтобы являться самому, он обращался к пану письменно, назначая сумму, какую тот должен был дать, и место, куда она должна быть доставлена к назначенному сроку. Лично же являлся только для наказания и уже с компаниею. В таком случае грабеж не ограничивался первоначально требуемою суммою, а иногда простирался до того, что по уходе гостей у хозяина не оставалось ничего, даже подушек, за исключением икон и священных книг и изображений, чего Рахальский никогда не трогал. Так по крайней мере рассказывали. Не все, однако, помещики с одинаковой аккуратностью исполняли его требования; напротив, хотя и очень редко, бывали примеры - вольные или невольные, это не наше дело - ослушания, даже с покушением выдать преступника полиции. Так, между прочим, поступил один помещик, иногда называемый графом. Получивши от Рахальского письмо с требованием большой суммы, которую к определенному сроку должно было закопать под крестом на поле, возле корчмы, верстах в пятнадцати от села, он донес обо всем полиции. Исправник посоветовал закопать что-либо на указанном месте как приманку, а сам с понятыми засел в корчме, переодевшись. Вот и срок не только наступил, но даже миновал, а подозрительного ничего не замечено. Скучал исправник и до наступления срока, а после - тем более. Оказалось, впрочем, одно развлечение. Еще до приезда исправника остановился в корчме какой-то проезжий господин, назвавшийся помещиком, и тоже скучал, не имея возможности продолжать путь, так как у него изломалось колесо в экипаже. Поневоле сблизились скучавшие и занялись картами - один, ожидая Рахальского, другой - колеса, которое отправил для починки в город. Сначала проигрывал исправник, потом начал проигрывать проезжий. К концу исправник выиграл до тысячи рублей. Проигравший, обеспечивши долг своими людьми, лошадьми и экипажем, отправился на несколько часов в город верхом. Шла ли игра и по возвращении его, легенда не говорит; только исправник отправился домой с полными карманами, радуясь, что хотя и не видел Рахальского, зато поймал кучу целкачей.
- Последнюю копейку проиграл! - упрекнула его жена при первой встрече.
- Бог с тобою! - успокаивал
