Листи до Олександри Аплаксіної - Коцюбинський Михайло

Хотя это не совсем правда: уже три дня, как я понемногу занимаюсь: просмотрел перевод рассказа своего для журнала "Заветы*1142 и продержал корректуру своей новой вещи (На острове) для "Літерат.-Науков. Вістника**143. Устал отчаянно от этой такой легкой работы, делал бесчисленное количество антрактов, но все же кончил. "На остров!" пойдет в январь-ской книжке. Теперь очередь за всякими деловыми письмами (а их не мало). Я, кажется, писал тебе о том, что ухожу из "Знания" и буду печатать следующие томы в Москве, в "Издательстве писателей*1144. Там условия гораздо выгоднее и меня очень просят войти в этот издательский ;кружок. Недавно очень мило писал Вересаев ЩІ Вот и придется собирать рассказы, разбросанные в разных русских журналах, кое-какие заказать перевести, входить в переписку с "Знанием", с переводчиком и т. п. Я уже не доволен, что согласился.

Вчера поздно вечером явился ко мне один из моих врачей — Стражеско, самый большой специалист в Киеве по сердечным болезням и заявил, что он приехал только ради меня (у них теперь терапевтический съезд и вчера вечером была встреча врачей и концерт, а Стражеско — секретарь съезда и докладчик). Он остался мною доволен, нашел, что сердце работает очень хорошо и обещал к новому году разрешить мне уехать. Если, конечно, не будет осложнений.

Как видишь, я своей персоной занял все письмо, а, между тем, мне хотелось расспрашивать тебя о тебе и твоих делах. Непременно напиши мне все о себе. На празднике ты должна веселиться, брать хотя бы те удовольствия, какие доставляет черниговская жизнь. Петербургские развлечения, вероятно, уже испарились, надо заменить их местными. Ну, будь здорова, сердце мое. Я еще надеюсь написать тебе до рождества. Целую тебя и обнимаю и люблю голубку мою, моего доброго, хорошего друга, мою дорогую деточ[к]у.

Еще целую. Будь здорова. Твой.

22.Х1! 912. [Кн1в.] Х.^^

Что-то нет мне ответа от тебя, мой милый Шурок. Здорова ли ты? А, м. б., ты не получила моих двух последних писем? В одном из них я просил тебя не писать мне позже 20 декабря до тех пор, пока я не уведомлю тебя, т. к. с 23 у меня будут наши (В. И— и кто-то из детей).

В последние дни чувствую себя немножко хуже: плохо сплю, аппетит отсутствует и порой чувствую усталость сердечную. Может быть, это оттого, что больше двух недель мне не давали сердечных средств. Конечно, такой метод лечения хорош, надо приучать сердце к самостоятельной работе, не вечно же мне лечиться, но, вероятно, я еще не могу считаться излеченным и надо было следить, когда придти сердцу на помощь, чтобы оно все время стояло на должной высоте. А врачи и не уследили, теперь у них съезд, при чем Образцов организатор его, а Стражеско — читает свои доклады и секретарствует. В клинике никого нет. Один турок забегает на несколько минут, но ведь он не лечит меня. И все же, вынужден был записать сердечное средство, которое, наверное, поможет мне. Мне разрешили гулять по комнате. Вопрос же о том, когда я поеду домой — довольно неясен. Возможно—на новый год, возможно позже. Потом другой, более сложный, вопрос. Мне необходимо уехать до весны на юг. Я все время думаю о Египте, но есть одно серьезнее затруднение:мне нельзя ехать одному, об этом говорят все мои врачи. А вдвоем— дорого невероятно, не по силам. Теперь я собираю справки о Батуме и Сухуме (там тоже теплая зима) и если окажется, что климат там сносный, поеду туда. Впрочем, окончательно еще ничего не решаю. Если бы была все время такая зима, какая стоит теперь, может быть я рискнул [бы] никуда не уезжать. Такая досада: обещали меня пустить вчера в заседание жюри по присуждению премий за проект памятника Шевченку — и не пустили. Хотя, судя по газетам, конкурс был неудачен146.

Голубка! Неужели я не получу от тебя письма ни сегодня, ни завтра и не буду знать как ты себя чувствуешь? Милая моя, как я хочу взглянуть в твои глазки, поцеловать их. Ведь я уже забываю вкус твоего поцелуя. Да, черные дни настали для нашей любви, но я чувствую, что все же мое сердце вынесет их — и наше чувство нисколько не пострадает, а, быть может, закалится даже. Как ты думаешь? Напиши мне об этом.

Желаю тебе веселых праздников. Помни, что я советую тебе веселиться, горя и так много, надо побеждать его веселостью и бодростью. Целую крепко и без конца. Люблю, мое сердце.

♦ >ГУ 322. 28.ХІІ 912. (Київ.)

Дорогая Шурочка! Как ты, моя детка, провела праздники? Веселилась ли? Здорова ли? Мне не повезло. Я все время нездоров желудком — и все от лекарств, возбуждающих деятельность сердца, но расстраивающих желудок, вызывающих тошноту, головные боли и вообще скверное самочувствие. Вот и сегодня не спал всю ночь, голова трещит, тошнит, есть ничего не могу, а профессор утешает, что все хорошо, все объективные признаки говорят в пользу здоровья, а на субъективные не советует обращать внимания. И всегда Образцов утешает меня (очень слабо) тем, что и он не спал, что и у него с сердцем плохо, хуже во много раз, чем у меня. Несмотря на утешения—все таки не собираются отпустить меня на новый год, придется сидет сдесь чуть ли не до 8 января, 5-го января приедет за мной В. И. и заберет меня домой. (Если, конечно, все будет благополучно). Просто не знаю, как и беречься. Чаще всего испытываю тошноту, не могу есть, худею и не сплю. Я, вероятно, сильно надоедаю тебе описанием своих болезней, но сейчас они наполняют мою однообразную жизнь. Ведь работать не могу. Попробовал немножко работать, но устаю. С I кн. "Літерат[урно]-Наукового Вістника" начал печатать свое "На острові"; вещь еще не окончена, но меня так просили, что я, против правил своих, решил дать первую половину в январьскую книжку. Кроме того, просмотрел и исправил перевод своего рассказа для "Заветов", Не помню, писал ли я, что дальнейшие томы своих рассказов на русском языке буду печатать не в "Знании% а в московском "Издательстве писателей". Мне сделали оттуда предложение, сравнительно выгодное ("Знание" дает 25 коп. с каждой проданной книжки, а "Издательство писателей"—40 коп.). "Вересаев, состоящий там радактором, написал мне очень любезное письмо. Кроме того, в "Знании" нет хозяина (оба живут заграницей) и все дело ведется конторщиком довольно безобразно, отчего я несу материальные убытки. Опять расписался об издательских делах, а мне нужно место, чтобы поцеловать тебя крепко и обнять свою дорогую деточку. Любишь ли ты меня? Я тебя очень. Еще целую. ^1

Твой.

323.

30.Х1І 912. [Київ]

Целую и обнимаю тебя, дорогая Шурочка, и поздравляю с новым годом. Больше чем себе желаю тебе здоровья и хорошего самочувствия, а нам вместе (мне трудно отделить себя от тебя) — более счастливого года, чем был прошедший. Дай же еще твои губки и ручки, пусть их поцелую с такою любовью и уважением, какие чувствую в сердце. Желаю тебе встретить новый год удачно и весело. Не хочется мне огорчать тебя (да ты не огорчайся, незачем), но здоровье мое очень неровно. Ряд подъемов и падений и нет уверенности, что налаживаешься. За последнюю неделю потерял 8 фунтов весу, хотя мне не разрешалось этого делать. А все оттого, что сердце работает неисправно и вызывает всякие расстройства, плохо питаюсь, а подчас и совсем не могу ничего есть, плохо сплю (напр,, прошлую ночь). А, между тем, мои посетители находят, что я поправился и выгляжу недурно. Впрочем, и мой пессимизм вызван, кажется, больше бессонной ночью и головной болью после нее.

Хуже всего, что я не знаю, когда меня отпустят. Раньше обещали на новый год, а теперь это откладывается на неопределенное время. Нет, я таки решительно поговорю с профессором, что он думает, и хотя по твоему совету сам не буду настаивать на скором уходе из клиники, но все же хочу знать мою судьбу. Ты, вероятно, зеваешь, читая мои письма с больничным настроением. Потерпи, дружок. Скоро я воспряну телом и душой и буду много веселее. Хотя, кажется, я только в письмах жалуюсь, а в разговорах более бодр.

Читаю без конца, а еще чаще, еще в большем размере пишу письма. Казалось, ушел я от моих корреспондентов, но благодаря газетам, сообщившим зачем-то даже мой адрес, ко мне пишут, кроме знакомых, и незнакомые досужие люди, а я должен всем отвечать. Правда, я пишу всего несколько слов благодарности за добрые пожелания — но этих пожеланий довольно много и моя корреспонденция утомляет меня. Тем более, что пишу я лежа, а это неудобно. Получила ли ты мое письмо, посланное позавчера? Напиши мне побольше о себе и обо всем: ты ходишь по улицам, что-то видишь, встречаешься со знакомыми и многое знаешь. Не забывай меня. Целую тебя крепко, моя зорька, моя любимая Шурочка. Пиши. Еще целую.

Твой,

324.

2.1 913. [Київ.]

Спасибо тебе, дорогая, за письмо от 30-го. Я его получил вчера вечером, все таки на новый год. Получила ли ты оба мои письма? В последнем я поздравляю тебя с новым годом. На всякий случай еще целую и обнимаю горячо. Не приглашал я тебя приехать на праздники только потому, что это

тебе было бы неудобно. ( ) В. И. собирается,

кажется, на крещение, т. е. 4—5. Вот и нельзя нам было встретиться. Но я, все таки, не теряю надежды увидеться с тобой здесь. Дело в том, что после рождества состояние моего здоровья ухудшилось. Ничего особенного, но все же я всю неделю не встаю с постели. Сердце закапризничало, перестало исправно работать, отсюда всякие расстройства; бессонница, диэта и прочие прелести. 31-го проф. Образцов внимательно осмотрел меня и заявил, что он настаивает на оставлении меня в клинике на неопределенное время. "Я не уверен в Вас. Этот ряд ухудшений не позволяет мне со спокойной совестью отпустить Вас. Я хочу поставить Вас на ноги—оставайтесь в клинике, пока я сам не заговорю о Вашем выезде". Что мне было делать? Конечно, согласился. Таким образом — вопрос когда и куда я поеду зимой, остается и для меня неясным. Предполагал я поехать в Египет, но одному мне нельзя ехать сейчас, после такой продолжительной болезни, а вдвоем немыслимо, дорого. Ведь я уже полгода ничего не зарабатываю, а только расходую на лечение.

Возможно, что поеду на Кавказ — в Сухум или Батум (мне кажется, что я уже писал тебе об этом). Дорога дешевле и отвезут меня, по всей вероятности, кто-нибудь из домашних.