Том 8 - Леся Українка

литературе: он часто впадает в сенхиментальиость и этнографичность; кроме того, на нем отразилось влияние европейского, особенно немецкого романтизма; пристрастие к декоративной стороне народной жизни, к исключительннм сюжетам, к необыкновенным натурам мешало ему остановиться на глубоких, основних явленнях этой жизни. В изображении Федьковича, несмотря на печальные сюжеты, Буковина является всегда в несколько праздничном виде; его герой страдают боль-ше от любви, чем от тяжелых экономических обществен-ных условий,|а ато едва ли так было в Буковине даже в более счастливые для буковинского крестьянства 60-е го-ды. Как в поэзии, так и в прозе широкие темы не давались Федьковичу: он не успел достаточно развиться для них. Для такого развития, которое равнялось бы его природному таланту, необходима была более культурная сре-да, которой не было тогда ни на Буковине, ни в Галиции, куда было переселился Федькович в 1872 г. Пе-реселился он во Львов, чтобы работать при обществе «Просвіта» * по изданию книг для народного чтения. Там он издал около пяти книг своего сочинения, проникнутых клери-кально-буржуазным духом, который если и проявлялся иногда в его беллетристике, то в очень слабой степени. Львовская народническая интеллигенция, далеко не сво-бодная от клерикально-бюрократических предрассудков, проникнутая филистерством, ничего не дала Федьковичу, а скорее даже имела дурное влияние на выработку его литературного вкуса. Сам Федькович писал, что он про-жил во Львове «14 черных месяцев, чтобы до крайности разочарованным возвратиться под свою родную кровлю». Возвратясь на родину, этот писатель, открывший, так сказать, Буковину для литературного мира, жил почти в полном одиночестве и нравственном отчуждении от своих интеллигентных соплеменников.

Первый сборник его прозаических произведений был издан в 1876 г. Драгомановым * в Киеве, и переводы этих рассказов появились в русских, сербских, чещских, немец-ких и других периодических изданиях. Полное же собра-ние сочинений Федьковича вышло в Черновцах только в 1896 году.

По смерти Федьковича долго не было ему преемников на Буковине. Долго не являлось ни одного писателя, ко-торый бы не то что превзошел Федьковича талантом, а хо-тя бы только сравнялся с ним. Наконец, в 90-е годы виступили на литературную арену молодые силы: Ольга Ко-былянская и Василь Стефаник.

Ольга Кобылянская — ближайшая землячка Федьковича, так как выросла в том же Кимполунгском округе, только ближе к румынской части Буковини; отец ее слу-жил чиновником в окружном городке Кимполунго. Обра-зование она долучила в немецкой школе, а потом попол-няла его сама чтением книг, главным образом на немец-ком языке, на котором, подобно Федьковичу, писала свой первые произведения, да пишет иногда и теперь, так как владеет этим языком в совершенстве и имеет литератур-ные связи в немецкой Австрии и Германии. Она сотрудни-ца штутгартскои «Neue Zeit» *, а также берлинской «Gesellschaft» *, редакция которой очень ценит произведения г-жи Кобылянской и ставит их наряду с лучшими произведениями молодых немецких модернистов.

Г-жа Кобылянская — наследница Федьковича по таланту, но не продолжательница его манеры. Она воспитан-ница немецкой культуры, и этого не могут ей простить ее галицкие критики, так как немецкое влияние до сих пор заметно на ее етиле. Но если немецкий язык и был дей-ствительно вреден для ее стиля, то он был ей не только полезен для общего развития, но даже спас ее от умствен-ного застоя и нравственной спячки в мелкобуржуазной, чиновничьей ереде маленького буковинского городка, где единственным очагом культуры была библиотека, состояв-шая почти исключительно из немецких книг. По крайней мере г-жа Кобылянская сама находит, что эта «немеч-чина», к которой так презрительно относятся галицкие собраты, вывела ее в люди, открыла для нее мир идей, познакомила ее с мировой литературой и научила любить и понимать искусство. Действительно, эстетический и идей-ный уровень развития у г-жи Кобылянской гораздо выше, чем у тех буковинских и галицких писателей, которые развивались под влиянием только исключительно местной и польской литературы, а если и єсть у неѳ кое-какие неровности и пробелы, то причины этому надо искать не в «немеччине», а в недостатке систематичности, кото-рым неизбежно страдает всякое самообразование. Немцы же указали О. Кобылянской путь в литературу и дали ей силу противостоять первым неудачам.

Писательница вначале видела от земляков больше огорчений и разочарований, чем помощи и нравственной поддержки; она сама еознаетея, что это иногда вызывало у нее желание бросить навсегда малорусскую литературу и уйти в свою, почти родную ей и всегда приветливую, «немеччину»; конечно, хорошо, что она этого не еделала, так как в немецкой литературе она всегда оставалась бы гостьей, хотя и желанной, тогда как в малорусской она дома и может проявить свой талант более разносторонне. К тому же, начиная с 1895 г., она стала, наконец, при-знанным членом семьи в малорусской литературе и теперь уже не может пожаловаться на невнимание редакторов, критиков п особенно читателей.

В своих сочинениях г-жа Кобылянская затрагивает /самые разнообразные темы. Больше всего отмечен ею тип интеллигентной женщины, борющейся за свою инди-видуальность против нивеллирующей и засасывагощой среды австрийской буржуазии, погрязшей в безнадежном филистерстве. Этой теме посвящен рассказ «Людина» и большой психологический роман «Царівна», который при многих несовершенствах формы и слишком подчерк-нутой феминистической тенденции,— что часто мешает художественному впечатлению,— все же остается одним из самых замечательных романов этого рода. Он стоит гораздо вьтше по замыслу и по исполнению, чем романы па подобиую тему немецкой писательпицы Ройтер * «Aus guter Familie» и итальянской беллетристки Нэеры * «Teresa», с которыми галицкая критика сравнивала «Царівну» *. Сравнивая эти три произведения, мы видим, что героиня-русинка вышла с большим успехом из борьбы, которая превратила немку и итальянку в несчастных, истеричных старых дев. Это объясняется тем, что русинка постаралась победить в самой себе те враждебные начала, с которыми приходилось ей бороться в окружающей сре-де, тогда как итальянка и немка не имели на это ни му-жества, ни сил, ни даже ясного сознания необходимости такой самопобеды.

В то время, когда создавался роман «Царівна», г-жа Ко-былянская была очень увлечена идеей женского движе-ния, находясь под сильным влиянием феминистки г-жи Кобринской *, между прочим выступила в 1894 г. в «Товаристві руських жінок в Чернівцях» с рефератом по женскому вопросу («Дещо про ідею жіночого руху»). Впоследствии она значительно охладела к феминизму,— быть может, потому, что он стал для нее «пережитым моментом», а самая идея женской равноправности представилась не требующей теоретических доказательств.

После «Людини» и «Царівни» г-жа Кобылянская написала много мелких рассказов, из которых большинство принадлежит к лирическим стихотворениям в прозе. Этот род литературы, не встретивший особенного сочувствия у галицкой критики, проникнутой в большинстве принципами натурализма, тем не менее наиболее удается писательнице,