Собор Парижской Богоматери - Гюго

Куактье успокоился, проворчав, однако, вполголоса «И то правда. Чего можно ожидать от сумасшедшего»

- Ей-богу, мэтр Клод, - помолчав некоторое время, вновь заговорил кум Туранжо. - Вы меня сильно озадачили. Я имел в виду получить у вас два совета касательно своего здоровья и своей звезды.

- Сударь, - ответил архидьякон, - если вы пришли только с этим, то напрасно утруждали себя, взбираясь ко мне на такую высоту. Я не верю ни в медицину, ни в астрологию.

- В самом деле? - с изумлением спросил кум Туранжо.

Куактье принужденно рассмеялся.

- Вы теперь убедились, что он не в своем уме? - шепнул он куму Туранжо. - Он не верит даже в астрологию!

- Невозможно себе представить, будто каждый звездный луч есть нить, протянутая к голове человека, - продолжал отец Клод.

- Но во что же вы тогда верите? - воскликнул кум Туранжо.

Архидьякон поколебался, затем с мрачной улыбкой, не гармонировавшей с его словами, ответил:

- Credo in Deum.[66]

- Dominum nostrum,[67] - добавил кум Туранжо, осенив себя крестным знамением.

- Amen,[68] - заключил Куактье.

- Уважаемый учитель, - продолжал кум Туранжо, - я искренне рад, что вы столь непоколебимы в вере. Но неужели, будучи таким великим ученым, вы дошли до того, что перестали верить в науку?

- Нет, - ответил архидьякон, схватив за руку кума Туранжо, и в потускневших зрачках его вспыхнуло пламя воодушевления, - нет, науку я не отрицаю. Недаром же я так долго, ползком, вонзая ногти в землю, пробирался сквозь бесчисленные разветвления этой пещеры, пока далеко впереди, в конце темного прохода, мне не блеснул какой-то луч, какое-то пламя; несомненно, то был отсвет ослепительной центральной лаборатории, в которой все терпеливые и мудрые обретают бога.

- Но все же, - перебил его кум Туранжо, - какую науку вы почитаете истинной и непреложной?

- Алхимию.

- Помилуйте, отец Клод! - воскликнул Куактье. - Положим, алхимия по-своему права, но зачем же поносить медицину и астрологию?

- Ваша наука о человеке - ничто! Ваша наука о небе - ничто! - твердо сказал архидьякон.

- Попросту говоря, это значит разделаться с Эпидавром и Халдеей, посмеиваясь, заметил медик.

- Послушайте, мессир Жак. Я сказал то, что думаю. Я не лекарь короля, и его величество не подарил мне сада Дедала, чтобы я мог наблюдать там созвездия… Не сердитесь и выслушайте меня. Я уже не говорю о медицине, которая вовсе лишена смысла, но скажите, какие истины вы извлекли из астрологии? Укажите мне свойства вертикального бустрофедона, укажите открытия, сделанные при помощи чисел зируф и зефирот!

- Неужели вы станете отрицать, - возразил Куактье, - симпатическую силу клавикулы и то, что от нее ведет свое начало вся кабалистика?

- Заблуждение, мессир Жак! Ни одна из ваших формул не приводит ни к чему положительному, тогда как алхимия имеет за собой множество открытий. Будете ли вы оспаривать следующие утверждения этой науки: что лед, пролежавший тысячу лет в недрах земли, превращается в горный хрусталь; что свинец - родоначальник всех металлов, ибо золото не металл, золото это свет; что свинцу нужно лишь четыре периода, по двести лет каждый, чтобы последовательно превратиться в красный мышьяк, из красного мышьяка в олово, из олова в серебро? Разве это не истины? Но верить в силу клавикулы, в линию судьбы, во влияние звезд так же смешно, как верить заодно с жителями Китая, что иволга превращается в крота, а хлебные зерна в золотых рыбок.

- Я изучил герметику, - вскричал Куактье, - и утверждаю, что…

Но вспыливший архидьякон не дал ему договорить.

- А я изучал и медицину, и астрологию, и герметику. Но истина только вот в чем! - С этими словами он взял с ларя стоявший на нем пузырек, полный того порошка, о котором мы упоминали выше. - Только в этом свет! Гиппократ - мечта, Урания - мечта; Гермес - мысль Золото - это солнце, уметь делать золото - значит быть равным богу. Вот единственная наука! Повторяю, я исследовал глубины астрологии и медицины, - все это ничто! Ничто! Человеческое тело - потемки! Светила - тоже потемки!

Властным и вдохновенным движением он откинулся в кресле. Кум Туранжо молча наблюдал за ним Куактье, принужденно посмеиваясь, пожимал незаметно плечами и повторял про себя: «Вот сумасшедший!»

- Ну, а удалось вам достигнуть своей чудесной цели? Удалось добыть золото?

- Если бы я ее достиг, то короля Франции звали бы Клодом, а не Людовиком, - медленно выговаривая слова, словно в раздумье, ответил архидьякон.

Кум Туранжо нахмурил брови.

- Впрочем, что я говорю! - презрительно усмехнувшись, проговорил Клод. - На что мне французский престол, когда я властен был бы восстановить Восточную империю!

- В добрый час! - сказал кум.

- О несчастный безумец! - пробормотал Куактье.

Казалось, архидьякона занимали только собственные мысли, и он продолжал:

- Нет, я все еще передвигаюсь ползком; я раздираю себе лицо и колени о камни подземного пути. Я пока лишь предполагаю, но еще не вижу! Я не читаю, я только разбираю по складам!

- А когда вы научитесь читать, вы сумеете добыть золото? - спросил кум.

- Кто может в этом сомневаться! - воскликнул архидьякон.

- В таком случае, пресвятой деве известно, как я нуждаюсь в деньгах, - я очень хотел бы научиться читать по вашим книгам Скажите, уважаемый учитель, ваша наука не враждебна и не противна божьей матери?

В ответ на этот вопрос Клод с высокомерным спокойствием промолвил:

- А кому же я служу как архидьякон?

- Ваша правда А вы удостоите посвятить меня в тайны вашей науки? Позвольте мне вместе с вами учиться читать.

Клод принял величественную позу первосвященника Самуила:

- Старик! Чтобы предпринять путешествие сквозь эти таинственные дебри, нужны долгие годы, которых у вас уже нет впереди. Ваши волосы серебрит седина. Но с седой головой выходят из этой пещеры, а вступают в нее тогда, когда волос еще темен. Наука и сама умеет избороздить, обесцветить и иссушить человеческий лик. Зачем ей старость с ее морщинами? Но если вас, в ваши годы, все еще обуревает желание засесть за науку и разбирать опасную азбуку мудрых, придите, пусть будет так, я попытаюсь. Я не пошлю вас, слабого старика, изучать усыпальницы пирамид, о которых свидетельствует древний Геродот, или кирпичную Вавилонскую башню, или исполинское, белого мрамора святилище индийского храма в Эклинге. Я и сам не видел ни халдейских каменных сооружений, воспроизводящих священную форму Сикры, ни разрушенного храма Соломона, ни сломанных каменных врат гробницы царей израильских. Мы с вами удовольствуемся отрывками из имеющейся у нас книги Гермеса. Я объясню вам смысл статуи святого Христофора, символ сеятеля и символ двух ангелов, изображенных у портала Сент-Шапель, из которых