Фольклорно-етнографічні нариси та статті - Свидницький А. П.

- Почему же лубка не привез?

- Тебе он для чего?

- Как для чего! - ответил мальчик.- А когда состаришься, так на чем спущу тебя в пропасть?

Подумал отец, подумал - и пошел да и привез старика обратно домой».

Как бы продолжением этого рассказа служит другой, слышанный нами в Гайсинском уезде Подольской губернии. Вот он! «Когда-то еще в то время, как у нас убивали стариков как ненужных, нашелся добрый человек, который пожалел своего отца. Вместо того, чтобы убить старика, он спрятал его в яму (род погреба) и кормил тайком.

Долго ли так продолжалось, бог его знает; но случился голод. Сошлась громада на совет, чем беде помочь; но ничего не выдумала. Приходится всем пропадать с голоду. Поднялся плач на весь край; все люди в отчаянии: если кто и перебьется до весны, то умрет все равно после, по­тому что не будет зерна на семена. Тогда в слезах пришел добрый сын в яму к своему отцу и рассказал все.

- Не плачь даром,- заметил старик,- ты знаешь, как вымолачивают в урожайные годы; поди же и посоветуй, пусть обдерут крыши и перемолотят. Увидишь, что будут и хлеб, и семена.

Послушалась громада, ободрала крыши, и когда смолотили, то действительно увидели, что и хлеб будет, и семена.

- Ты так молод,- говорят тогда посоветовавшему,- между нами много старших тебя, и никто ничего не мог придумать; откуда же тебе пришла в голову эта разумная мысль?

Долго он не сознавался, опасаясь, что убьют и отца, и его самого; наконец сказал: «Не моей молодой голове выдумывать умные советы. Мой отец еще жив, он и научил меня».

Тогда люди вместо того, чтобы убить того, и другого, посоветовались и порешили впредь не убивать стариков, чтобы без их разума самим не пропасть от неопытности».

И, действительно, с тех пор уже не убивали стариков.

II
ПЕРВАЯ ХАТА

Приступая к рассказу о первой хате, не лишним считаем представить некоторые соображения, основанные на филологии.

В Подольской губернии слова «строить», «здание» переводятся словами будовати, будинок, забудинок, словами одного корня с словом буда. Принявши во внимание то, что теперь называется будою, можем допустить, что предки наши первоначально жили в будах, т. е. в шалашах, как теперь пасечники, баштанники и т. п. Это не шатер (шатро), не палатка (намет), а шалаш, крытый соломою или другим чем-либо, напр., камышом, продолговатый и с закругленным верхом или просто круглый с острым верхом. В нем нельзя топить. Дальнейшая степень развития дала нашим предкам шалаши, в которых разводили огонь и из которых, следовательно, курилось. Это теперешние (Полт[авщина], Черн[иговщина]) курини, (под[ольское]) корини. Образцы этих построек можно видеть в лесах Черниговской губер­нии, на перевозах у Десны, в разных местах по берегам Днепра и т. д. Это родоначальники курной избы. Они складываются из цельных нетесаных бревен, даже не одинаковой длины и толщины, не обмазываются, имеют круглое основание, кверху суживаются, но оканчиваются не остро, а дырою, чрез которую извнутри выходит дым. Дверь к таким постройкам по большей части не приделывается, а ход закрывается чем попало. В Подольской губ[ернии] таких куриней нам видеть не приходилось, но что они были и там, доказывается существованием слова коринь. Коринями подоляне называют те домики в лесах, где живут коринные, т. е. лесные сторожа. По всему видно, что курини связаны с лесною местностию; в безлесной же, надо полагать, за будами следовали землянки. И к постройке землянок принудили бури. Это доказывается тем, что зем­лянки везде, где говорят малороссийским языком, назы­вают бурдиями, бурдий. Бурдий - слово сложное: буря, дҍля. Буква ҍ по-малороссийски читается как и; я сократилось в ь. Но малороссийский язык не терпит окончания иль в мужеском роде, а смягчает его в ій, как и в слове бурдій. Язык подолян еще мягче. Для примера возьмем древ­нее слово кораб. Чрез прибавление эвфонического л оно перешло в слово корабль, в свою очередь, через прибавление эвфонического е, перешедшее в слово корабель,- сло­во, господствующее в малороссийском языке. Но возле Каменца оно не корабль и не корабель, а корабей (склоняется коробья и т. д.). В той местности выбрасывается эвфоническое л и в спряжении глаголов: напр., не люблю, любля[ть], а любью, любья; и взаимный: не люблюся, любляця, как в других местах, а любьюся, любьяся. В й (їй) часто переходит даже буква г (иг), напр., ожог (Полт[ав­щина], Черн[иговщина], Киев) в Подол[ьской] губ[ернии] не ожиг, а ожий (склоняется ожия); батиг (кнут) - батий (склоняется батога). По этой самой причине из слова бур-деля, или бур-диль, вышло слово бурдий.

По всей вероятности, все эти жилища имели для входа высокие отверстия, потому что баня, в которую, как известно, лазили на четвереньках, и теперь по-малороссийски называется лазнею: лазня.

Надо предполагать, что предки наши около того времени щеголяли в каких-то кусках, потому что подоляне и теперь белье называют шматьем: шмаття (шмат - большой кусок). Этих кусков надевали по нескольку, потому что слово шмат­тя имеет собирательное значение. Но что это не были тряпки, что не говорит об их неопрятности, тому видим доказательство в другом, более распространенном слове. Это слово дрантя - лохмотье. Эти куски были цельные, большие и четырехугольные, как