Спогади. Кінець 1917 – грудень 1918 - Павло Петрович Скоропадський
Дипломаты, вообще, как все дипломаты, приспособлялись, оглядывались сначала на свое министерство иностранных дел, на императора и его кружок, затем все более на рейхстаг и в заключение уже на социалистов. Политика их в зависимости от этого менялась, была нерешительная, но, должен сказать, что с бароном фон Муммом можно было очень хорошо работать. Сам по себе это был добрый человек, уже видимо усталый от службы, очень честолюбивый, подверженный лести, старый холостяк с большой дозой сентиментализма, он видел, что создать Украину украинскими силами нельзя, никакого украинского шовинизма он не поддерживал, делал le stricte nécessaire[74] из того, что требовало его министерство в этом отношении. Его заместитель фон Берхем, более острый человек, очень образованный и умный, но то, что называется, […?] в последнее время играл большую роль. По отношению ко мне он остался до конца честным и порядочным человеком. Главным невидимым воротилой всего дела был у дипломатов генерал-консул Тиль, пробывший консулом 25 лет в Японии, Украины совершенно не знавший, но, благодаря своему уму и умению разбираться в сложных вопросах, довольно быстро к нам приспособившийся. Его упрекали чуть ли не в большевизме; это сплошной вздор!
Все эти господа, несомненно, явились на Украину с широчайшими планами, недаром их сопровождали выдающиеся специалисты по финансам, по промышленности и торговле, создавались всякие проекты создания банков, в Германии составлялись различные общества для экслуатации наших богатств, производилось и давление на министров в вопросах предоставления железнодорожных концессий и т. п. Из таких крупных дельцов помимо Мельхиора и Витфельда, последнего я знал хорошо, он раза два сидел у меня вечером, и я лично поражался, как он был хорошо ориентирован в наших делах. Недаром этот человек был вызван из Украины для назначения его одним из директоров Круппа. Но вся их подготовительная работа так и осталась в области проектов.
Уже с июля месяца чувствовался перелом в военном счастье немцев, и все их мечты об экономическом захвате Украины отошли на задний план. Свою вывозную торговлю с Украиной на первых шагах они очень плохо организовали, почему это так случилось, я не берусь теперь подробно объяснять. Насколько я помню, было ими создано в Берлине общество Ausfuhr Gesellschaft, которое, вероятно, состояло из господ не особенно умных, но обладающих колоссальными аппетитами, по крайней мере, я знаю, что началось с того, что это общество навезло так много всякого неважного товара, причем цены были невозможные даже по нынешним временам, например, плуг, совершенно простой, для селянина стоил 300 рублей. Когда никто не стал у них покупать, они очень удивились. Мумм же надеялся, что это начало крупного товарообмена и торжественно пригласил наших министров поехать с ним на станцию осмотреть только что прибывший поезд с этими товарами. Так это дело и не пошло. Наряду с этими крупными фирмами и дельцами, понаехала из Германии масса всякой сволочи, просто какие-то голодные шакалы, которые наносили громадный вред и нам, и, скажу откровенно, хотя это меня не касается, Германии. К этим людям примазывались и наши многочисленные деятели того же рода. Получалась какая-то колоссальная спекулятивная каша, причем эти немецкие шакалы действовали с невероятной наглостью, злоупотребляя на каждом шагу выражениями, что «паше правительство этого требует» и т. д. Наши спекулянты к ним примазывались, надеясь именно, что, благодаря нахальству их немецких коллег, спекуляция их будет удачна. Я несколько таких типов вывел на чистую воду, так как одно время они стали и ко мне являться. Наконец, я сговорился с «Оберкомандо», что без ведания немецкого начальства я никого не буду принимать. К чести немецкого высшего командования и дипломатов, они не поддерживали этих господ, но, к сожалению, они были бессильны что-нибудь с ними сделать, так, как в конце концов и я, несмотря на все принимаемые мной меры.
Был еще класс ученых, различных исследователей по специальным вопросам и журналистов. Что касается господ ученых, то я, должен сознаться, воспитанный в глубоком уважении к немецкой науке, при более близком знакомстве с этими почтенными господами несколько в них разочаровался. Мне казалось, что раз они считают себя людьми пауки, то можно было бы ожидать от них большей вдумчивости и правильной оценки фактов. На самом же деле, ничего подобного — одна лишь погоня за дешевыми лаврами, демагогические приемы, теоретичность и громадное самомнение. Я далек от желания это обобщать, но у большинства это было. Мне попадались статьи и рефераты некоторых из этих господ, и я могу с уверенностью сказать, что ни одна статья не написана, руководствуясь объективным отношением к делу, все это писалось с предвзятой мыслью и при полном игнорировании действительности. Я не собираюсь входить с ними в полемику, если когда-либо мои воспоминания будут изданы, они сами увидят, насколько их погрешность в истинном изложении фактической подкладки ела была велика.
Адъютант Эйхгорна, поручик Дресслер, в тот же день умер. Бедный Эйхгорн был отвезен в клинику профессора Томашевского, он еще промучился несколько времени и на следующий день вечером, как раз тот момент, как я пришел его навестить, он умер. Через два дня с большой торжественностью его отпевали в одном зале дома Попова, где и жил на Екатерининской улице. Увезли же его тело на вокзал без всякой пышности, так как ждали повторения террористических актов, командировал одного генерала для проводов вплоть до могилы, коонечно, было произведено немедленно следствие. Человека, бросившего бомбу, немцы схватили немедленно, это был какой-то приезжий с Великороссии. Но кто был вдохнови гель убийства Эйхгорна, мне так не было окончательно выяснено. Официальное следствие указывало, го это было дело великорусских левых социал-революционеров, так и это, я не знаю. Почему-то немцы винили в этом деле Савинкова. Сомневаюсь, чтобы Савинков был бы тут при чем-нибудь.
На немцев убийство их фельдмаршала
